Каждый день самоубийство
Шрифт:
– Я вижу, вы не любите откладывать дело в долгий ящик... С одной стороны, это хорошо... – Равская склонилась над журнальным столиком, но, увидев, что ручки ей не предложили, пошла в переднюю и через несколько секунд вернулась. Демин увидел, что ручку она взяла в своей сумочке. – Так вот, с одной стороны, это хорошо, но с другой стороны... у нас не будет повода для следующей встречи. – Она испытующе глянула Демину в глаза.
– Будет, – благодушно заверил ее Демин. – Это я вам обещаю. А дела действительно не люблю откладывать
– Что вы имеете в виду? – Равская протянула блокнот. Демин взял его, внимательно прочел написанное, склонил голову набок, еще раз окинув взглядом всю страницу.
– Что я имею в виду? Все. Например...
– Простите меня, пожалуйста, – перебила его Равская. – Не могу разговаривать, когда передо мной стоит немытая посуда.
– Клюнула? – тихо спросил Кувакин, когда Равская вышла.
– Как видишь. Прекрасный образец почерка. Вот полюбуйся. – Он вынул блокнот и показал страницу, исписанную только что Равской. – Эта красная паста, шариковая ручка, эти остроголовые буквы тебе ничего не напоминают?
– Да ведь записка на газетном клочке... С перечислением курса валют... Значит, она?! – восторженно прошептал Кувакин.
– Если эксперты подтвердят, – невозмутимо ответил Демин, пряча блокнот.
Равская еще у двери внимательно окинула взглядом обоих, но, не заметив ничего подозрительного, легко прошла в комнату и уселась в кресло.
– Ну, молодые люди, – сказала она игриво, – продолжим наши игры. Я вас слушаю. С сумочкой мы все выяснили. Кофе тоже снят с повестки дня. Что вас еще интересует?
– Вы замужем? – спросил Демин невинно.
– Ого! У вас темпы, я скажу...
– У нас очень невысокие темпы. Анкетные данные положено выяснять в самом начале допроса. Но поскольку мы гости, то не решились начать с этого. Закон, надеюсь, нас простит, да и вы тоже, возможно, не будете в обиде... Итак, вы замужем?
– Была. Сейчас нет.
– Развелись?
– Да, – сказала Равская отчужденно, давая понять, что не ожидала столь бесцеремонных вопросов. – Могу заверить, что данные в моих документах полностью соответствуют реальному положению вещей.
– У вас есть дети?
– Да. Дочь. Она в интернате. Я беру ее на выходные дни.
– Выходит, она с вами не живет?
– Она в интернате, – повторила Равская.
– У вас есть еще родные? – спросил Кувакин.
– Мать. Она очень больна. Сейчас в больнице. Сердце. Кстати, это ее квартира. Поскольку меня несколько удивляет... и настораживает то обстоятельство, что вы решили искать меня именно здесь.
– Сколько вам лет? – спросил Демин.
Равская помолчала, затянулась сигаретой, выпуская дым вверх, к потолку, к хрустальной люстре. Потом тыкнула сигарету в опять же хрустальную пепельницу и жестко, по-мужски раздавила ее.
– Боже, какой приятный разговор был... И вдруг – сколько лет! Сколько бы мне ни было лет, все равно это не является уличающим фактором. В чем бы то ни было. Неужели вы не могли удержаться от столь неприятного вопроса?
– Не мог, – вздохнул Демин. – Товарищу Кувакину, который в данный момент записывает ваши ответы в протокол, положено занести туда и дату вашего рождения, и место работы, и семейное положение... Там, в бланке протокола, для всех этих данных специальные графы нарисованы, – терпеливо произнес Демин.
– Мне сорок пять лет, – без выражения сказала Равская.
– Сорок пять?! – удивился Кувакин.
– А сколько бы вы дали?
– Ну... Тридцать пять, – покраснел тот.
– Спасибо, – горделиво улыбнулась Равская и, невольно скосив глаза, посмотрела на себя в зеркало.
– Ваша мама в какой больнице? – спросил Демин.
– Неужели вы и ее будете допрашивать?
– Если позволят врачи, – невозмутимо ответил Демин. – Так в какой она больнице?
– В семнадцатой. Почтового адреса я не знаю.
– Семнадцатая? – переспросил Демин. – Хорошая больница. Но она не в вашем районе?
– Ну и что? – улыбнулась Равская. – Вы сами говорите, что это хорошая больница. Могу заверить – если бы я знала, что где-то есть больница лучше, то моя мама лежала бы там. Когда речь идет о родителях, я могу вам сказать без ложной скромности...
– Кто живет в вашей квартире? Простите, что перебил вас...
– Никто. Она временно пустует. Это ведь не преступление? Мы с мамой собираемся обменять две наши квартиры на одну большей площади, но пока не собрались... То она болеет, то мне некогда...
– Вашей квартирой кто-нибудь пользуется?
Равская некоторое время молчала, удивленно глядя на Демина, как бы совершенно не понимая вопроса.
– Ах, вы об этом. – Она вынула из пачки еще одну сигарету, не торопясь, прикурила, затянулась, запрокинула голову и пустила дым к потолку. – Боюсь, что мне опять придется сказать несколько нехороших слов об этом недоумке... Я имею в виду Татулина. Дело в том, что он как-то попросил у меня ключ от той квартиры. К нему, видите ли, приехали гости, а разместить их негде. Ведь вы знаете, поселиться в гостинице в наше время – дело невозможное. Не в Европе живем. – Татулин часто пользовался вашей квартирой?
– Один раз, насколько мне известно. Правда, его родственники и жили там около недели... А что, разве он... – Равская не решалась закончить вопрос.
– Он вернул вам ключ?
– Не помню... А знаете, кажется, нет. Да, действительно, вот сейчас припоминаю – ключ он не вернул. Но я так доверяла ему... У него есть своя квартира, совсем неплохая, мне и в голову не приходило...
– У вас настолько близкие отношения с Татулиным, что вы можете дать ему ключ от собственной квартиры, даже не требуя вернуть его обратно?