Каждый умирает в своем отсеке

Рябинин Виктор

— Теперь ты, Константин Сергеевич.

Особист ногтем выцепил из бокала несуществующую соринку. Его брезгливость была всем известна. Визгунов не выносил дурных запахов, грязи и крови.

— Никаких проблем, — отозвался он бодро.
– Пробная партия груза дошла успешно. На границе не было нештатных ситуаций. В Германии наши коллеги, полагаю, тоже претензий не имеют.

— Это кто же такие?
– вторично не удержался министерский клерк и задал очередной глупый вопрос, на который опять не получил ответа. Но реплика представителя Абражевича привлекла к нему внимание Павла Николаевича.

— Та-ак, — удовлетворенно протянул он.
– Теперь вопрос к господину представителю. Просветите нас, уважаемый, намерено министерство содействовать данному

проекту, или будем по-прежнему играть в молчанку? Звонок уже прозвенел, вы же слышите.

Посланец Абражевича дернулся всем телом, точно устремляясь куда-то бежать, и неожиданно покраснел.

— Этот вопрос выше моих полномочий.

— Каковы же ваши полномочия?

— Выслушать и доложить. Вот и все.

— Ах вот как!
– В голосе Павла Николаевича зазвенел металл.
– Значит, вы пришли просто послушать, о чем тут люди говорят. Что ж, и за это спасибо. Передайте Василию Васильевичу, что я польщен.

— Не понимаю, почему такой враждебный тон, — обиделся представитель.

— А потому, что мы тут не в бирюльки играем. Если вы у себя в министерстве наложили в штаны, об этом следует так прямо и сообщить. Поищем других партнеров.

— А этих куда девать?
– заинтересовался особист.
– На них все-таки средства потрачены.

— Средства вернут, — пообещал Павел Николаевич. — Причем с процентами. Спасибо вам, дорогой товарищ. Допивайте сок и катитесь отсюда к едрене-фене!

Проводив гостя, а вернее выпроводив его, Павел Николаевич повернулся к коллегам. Все трое заулыбались, как бы подчеркивая, что между ними тайн не было. В случае провала все они пошли бы в места не столь отдаленные по одной статье.

— Никуда не денется этот Абражевич, — допив махом свой джин, изрек Павел Николаевич. — Но чувствую, этот сцыкун нервишки нам еще потреплет. Увы, без него пока не обойтись. Он - наша страховка.

— Подвесить бы его за яйца, — мечтательно произнесла Марья Ивановна.
– Привыкли на чужом горбу в рай заезжать. Так и норовят и рыбку съесть, и на хрен сесть.

— Машенька!
– Интеллигентный особист, как обычно, был шокирован манерами женщины.
– Где ты набираешься подобных выражений?

— В п.....!
– рассмеявшись, в рифму ответила дочь дипломата и школьной учительницы.

Павел Николаевич восхитился:

— Маня, на зоне тебе цены не будет!

Смеясь, женщина не замешкалась с ответным комплиментом.

Потом Визгунов доложил о встрече с Андреем. По его мнению, моряк наверняка никого не сдаст, так что Павлу Николаевичу не о чем беспокоиться, но он, по мнению особиста, может наломать немало дров, так как все еще живет старыми флотскими критериями и оценками.

— Полегче, Костик, — не выдержал Павел Николаевич, — ты, конечно, делай свои выводы, но флот своим паршивым языком не трогай. Это, может быть, единственное светлая страница в моей жизни. Или забыл, как ты меня хотел заставить "стучать" на всех? Так я напомню. А Андрюха — он самый чистый и честный из нас. И он нам нужен.

Визгунов промолчал, хотя накопившаяся в душе ненависть к своему теперешнему боссу бушевала.

* * *

...После того, как он организовал отчисление несговорчивого курсанта из училища, его карьера складывалась успешно. Даже предложили повышение - должность начальника отдела контрразведки, курирующего флотилию атомных подводных лодок. Одно плохо, что эта самая флотилия базировалась на Камчатке. Но в то время отказываться от повышения в их структуре было не принято, так как это приравнивалось к политическому недомыслию и ставило на карьере жирный и несмываемый крест. Пришлось все бросить и из уютного цивилизованного города перебраться на край земли. После 91-го и вовсе все пошло наперекосяк. Начались чистки, поиск "козлов отпущения". Визгунов понял, что когда перестают доверять своим, это означает только одно: пора уносить ноги. Он так и сделал, умело подставившись под очередное кадровое сокращение. Затем перебрался на материк, затаился во Владивостоке, устроился

охранником. Но хотелось чего-то большего, как по статусу, так и по оплате своего труда. Однажды на рынке он столкнулся с молодцеватым крепышом, который сразу же его узнал, и приказал двум коренастым быкам тащить бывшего особиста в укромный уголок. У Визгунова была профессиональная память на лица, поэтому он тоже узнал Пашку, которого пришлось в свое время жестко проучить. В условиях дальневосточного беспредела, когда в начале 90-х человеческая жизнь не стоила и ломаного гроша, Визгунов ожидал страшной разборки и ужасного мученического летального исхода. Но все произошло иначе: после парочки ударов в челюсть, которые Пашка сопроводил многозначительным: "А помнишь, сука, как ты меня подставил?" — все пошло по другому сценарию. Павел Николаевич поинтересовался, чем занимается бывший особист теперь, и неожиданно предложил работу.

— На меня теперь будешь работать, хватит, государство тебя уже отблагодарило по самое "не балуйся". Теперь я твое государство, и платить я тебе буду...

После того как новый босс назвал сумму, Визгунов сперва опешил, а потом с радостью согласился. Будучи человеком неглупым, он тотчас принялся отрабатывать свою долларовую похлебку и завоевывать авторитет у хозяина. О моральных сторонах ситуации старался не думать, ведь наступили трудные времена и все перевернуто с ног на голову. В течение месяца Константин Сергеевич вычислил и сдал Пашке двух "кротов", которых за полгода до этого умело внедрили в набиравшую силу Пашкину бригаду хитрющие оперативники. Пашка был доволен и отблагодарил Визгунова по-своему.

— Молодец, Костик, - похвалил за усердие рьяного помощника босс.
– Вечером поедешь с ребятами за город и самолично разберешься с "кротами". Дайте ему "макаров". Если сдрейфит, — обратился он к своим быкам, — положите Константина Сергеевича в яму рядом.

Визгунов вспоминал тот день с содроганием. Слюнтяистый и щепетильный, он, предварительно отхлебнув из горла водки, всадил каждому "кроту" по две пули в бритые затылки, после чего его вытошнило и он рухнул в обморок. На следующий день Пашка показал ему несколько фотографий, снятых "Полароидом", где Визгунов лишает жизни сотрудников МВД.

— Теперь мы с тобой одной веревочкой связаны на всю оставшуюся жизнь. Если дернешься или предашь, то пойдешь по расстрельной статье. Так что, мой дорогой Костик, ты влип!

Визгунов всегда помнил, что попал в вечную зависимость от Павла Николаевича. По этой причине, тайно ненавидя своего шефа и поджидая удачного момента, чтобы рассчитаться, он одновременно старался ему всячески услужить, так как понимал весь ужас своего нынешнего почти рабского положения. Потому, когда Павел Николаевич решил перебираться с Дальнего Востока на свою родину и повелительно бросил Визгунову: "Поедешь со мной", Константин Сергеевич даже и не возражал...

* * *

— Павел Николаевич, не наезжай ты на нашего бедного Костика, — улыбаясь, вступилась за Визгунова Марья Ивановна.
– Познакомь лучше своего морячка со мной. Я тебе сразу скажу, что он за мужик.

Пашка поморщился. Женщина, в этот момент скромно скребущая соломкой по дну бокала, его постоянно восхищала и удивляла. Среди дня она не позволяла себе увеличивать дозу спиртного, зато по вечерам регулярно накачивалась до изумления. Но не эта ее слабость беспокоила Павла Николаевича. Стареющая дама за последнее время чересчур пристрастилась к молодым мальчикам и снимала их без разбору в самых подозрительных местах. Не далее как две недели назад, по докладу Визгунова, она утащила к себе в загородную берлогу двух сопливых десятиклассников, промышлявших чем-то на одном из рынков. Павел Николаевич не осуждал ее за излишнюю похотливость, но будет очень жаль, если Марья влипнет в какую-нибудь грязную историю по совращению несовершеннолетних. Ее острый ум и лисье чутье вкупе с безусловной преданностью фирме были незаменимы. Павел сделал вид, что принял к сведению замечание мадам.