Казнь без злого умысла
Шрифт:
– Ладно, – пообещал он. – Ща включусь.
Но энтузиазма в голосе Настя не услышала, поэтому не могла быть уверена, что ее просьба будет выполнена.
На нее вдруг навалилась огромная усталость. Даже показалось, что она не сможет довести начатое до конца. У нее просто не осталось сил.
– Поезжай на ферму, Витя, – негромко сказала она. – Как закончишь – позвони, может, какая-то новая информация будет. Без нее тебе в архиве делать все равно нечего.
Виктор сунул ноги в ботинки, озабоченно посмотрел на Настю.
– А ты чего вдруг скуксилась, москвичка? Только что такая деловая была, и вдруг как будто воздух из тебя выпустили. Случилось
Она через силу улыбнулась.
– Все нормально. Просто устала. Поезжай.
Ноутбук издал мелодичный звоночек: программа закончила работу. Настя метнулась к экрану, посмотрела на полученный результат.
– Все правильно, Витя. Никакой лаборатории нет и не было. Все это полная туфта от начала и до конца. Народ не обманешь.
– Но ведь все были уверены… – растерянно проговорил Егоров. – Ты же сама говорила, что рейтинги Смелкова из-за этого упали, значит, все поверили. А ты говоришь, что никто не верит. Как это может быть?
– Фокус в правильной постановке вопроса. В тех самых рамочках, про которые я вчера говорила. Вбрасывается информация о некоем неблагополучии, потом начинает усиленно муссироваться вопрос о том, что власти ничего не предпринимают. Постепенно акценты смещаются, о самом неблагополучии каждый раз говорится всего одна фраза, зато о том, что руководители города и УВД бездействуют и демонстрируют полную беспомощность, пишутся целые абзацы, не жалея красок. И у людей закрепляется в голове связка «мэр бездействует – руководство города слабое – нам такое не нужно». Вот и все. Никто уже не помнит толком ничего ни про лабораторию, ни про якобы убитых якобы экологов, зато все постоянно думают о том, что нужно избрать другого мэра. А во время вчерашнего анкетирования людей попросили подумать именно о лаборатории и о том, где она могла бы находиться, предоставив им все имеющиеся сведения. Результат ты видишь сам. Лаборатория находится «нигде». Коллективный разум всегда дает правильное решение, даже если отдельные люди почти ничего не знают и мало разбираются в проблеме.
Виктор удрученно покачал головой и пробормотал:
– Вот же блин… Ладно, поеду. Позвоню потом.
Оставшись одна, Настя Каменская прикинула, как правильно распределить время. С анкетами она закончила, можно использовать ноутбук для поиска информации. Пока Санек занимается конфетами, хорошо бы найти что-нибудь про хозяина кондитерской фабрики Шульмина Эдуарда Артемьевича. Если племянник бродит по статистическим и экономическим сайтам, то она попробует поискать счастья в других местах. Крупный руководитель, партийный и советский деятель, потом директор фабрики, Шульмин наверняка не избежал внимания журналистов, у него брали интервью, нужно только их найти. Начать можно с сайта Союза журналистов, в котором должны быть ссылки на региональные отделения. А там и до персональных сайтов самих журналистов рукой подать. Настя по опыту знала, что очень многие представители прессы, имеющие свои странички, создавали в них архив публикаций, где можно было прочитать все, что этот автор написал. Если на сайтах СМИ старых, доинтернетных, публикаций, как правило, не бывало, то в журналистских архивах они как раз были.
Расчет оправдался, и уже через несколько минут Настя читала статьи, помещенные в архивы журналистами, подходящими по возрасту, то есть работавшими в период с середины восьмидесятых до середины девяностых годов. Некоторые материалы она отвергала с ходу: уже по заголовку было видно, что о Шульмине там вряд ли будет упомянуто. Другие просматривала по диагонали, стараясь
– Твои конфеты не производят с девяносто шестого года, – заявил он.
– Я в курсе. Это все, что ты нашел? – зло спросила Настя.
Стоило терять столько времени, чтобы получить от Санька те же сведения, которые она и без того знала!
– Не, я там еще залез кое-куда… Ну, короче, эту «Рощу» твою в девяносто втором и девяносто третьем годах в магазинах почти не брали, объем товарооборота составил всего десять процентов от объема производства. В девяносто четвертом году конфет произвели столько же, и они все ушли. В девяносто пятом объем производства вырос на пятьдесят процентов, и тоже все продали. В девяносто шестом выкинули в магазины раза в два больше, чем в предыдущем году. Потом производство прекратили.
– А до девяносто второго года что было?
– Не нашел. Перетер кое с кем, говорят, всю статистику, которая от советской власти осталась, в других архивах держат. Но могу полазить, поискать, если сильно надо. Кинуть тебе ссыль, где я это все выкопал?
– Давай. Теперь, Санечка, еще одна просьба. Посмотри на местных тверских сайтах, может, кто-нибудь что-нибудь упоминает об этих конфетах? Ну, например, что массовое отравление было или еще что-нибудь такое.
– Ну ты даешь, Насть! – возмутился Александр-младший. – Кто это в четырнадцатом году будет вспоминать о конфетах, которые ел двадцать лет назад!
– Санечка, никто, конечно, не будет говорить о конфетах, если не заводить о них разговор, – мягко сказала Настя. – Никто не отвечает на вопрос, который не задан. Помоги мне, дружочек. У меня жуткий цейтнот и ноутбук занят.
– Ладно, – пробурчал племянник. – Только от меня теперь уже не зависит, когда ответят.
– Ты все-таки попробуй. – Она посмотрела на часы, что-то прикинула. – У тебя есть еще час. А вдруг повезет?
Она все читала и читала, и в какой-то момент ей показалось, что она уже знает все о промышленности Твери в девяностые годы и о том, как шла объявленная Горбачевым перестройка во второй половине восьмидесятых. От постоянной смены шрифтов и фонов ломило глаза…
И вдруг она нашла то, что искала. Большое интервью 1994 года с Эдуардом Шульминым. Много вопросов о семье, о том, как Эдуард Артемьевич проводит досуг, чем увлекается, что читает, какие хобби имеет. Любит ли сладкое, и едят ли его домашние продукцию, выпускаемую его фабрикой. О конфетах «Березовая роща» не сказано ни слова. Зато есть три фотографии: Шульмин сидит на диване с котом на коленях, Шульмин на рыбалке, Шульмин с женой Еленой и сыном Евгением. Фотографии хорошего разрешения, но Настя на всякий случай их увеличила. Долго рассматривала. Потом полезла в закладки и снова долго что-то искала и рассматривала.
И, наконец, расслабленно откинулась на спинку стула. Вот оно и сошлось.
На Шульмине галстук «Ларри Соррено» из коллекции 1993 года. Его сын, красивый юноша лет двадцати с серьезным лицом и умными глазами, одет в джинсы и сорочку, верхние пуговицы сорочки расстегнуты, хорошо виден шейный платок. Тоже «Ларри Соррено», только коллекция 1992 года. Вряд ли сам купил, скорее всего, одолжил у отца для съемки.
«Вот, значит, ты какой, северный олень, – подумала она насмешливо. – Гениальный блогер и распространитель целенаправленных слухов. Владелец чемодана, перенявший у родного папеньки любовь к определенному бренду. Евгений Эдуардович Шульмин».