Кекс в большом городе
Шрифт:
Руки повернули ключ в зажигании, «Жигули» тихо поехали вдоль тротуара, потом замерли у светофора.
– Вау, супер, – донеслось слева.
Я повернула голову, из притормозившей рядом «десятки» высунулся парень лет двадцати.
– Классные колеса! – заорал он. – Где купила?
– Нормальная «обувь», как у всех, – не поняла я его восторга, – просто новая.
– Ты че? Про колпаки не знаешь?
– А что с ними?
– Тю, дура! Они же вертятся.
– Как?
– Ну, в обратную сторону.
– Не понимаю.
Юноша закатил глаза.
– Припаркуйся.
Я покорно встала у обочины, «десятка» замерла
– И правду в невпонятках, чего обула? – спросил он.
– Ну… мне сделали подарок, резину сменили.
– Давай проеду пару метров, а ты глянь!
Я кивнула, юноша влез в мои «Жигули» и тронул машину, я разинула рот. Если вы катите вперед, то колеса вертятся в том же напрвлении, правда? Но сейчас «копейка» двигалась по проспекту, а круглые шины совершали обратное движения.
От неожиданности я икнула, но потом сообразила, в чем дело. Колеса ведут себя нормально, а вот прикрывающие их огромные колпаки отчего-то поворачиваются против часовой стрелки.
– Суперская фишка, – завздыхал парень, вылезая из машины, – повезло же тебе, такой дорогой подарок сделали. Эх, мне бы такие диски! Мечта! До сих пор я только слышал о них.
Я вновь влезла за руль. Да уж, Голубев постарался изо всех сил, представляю, какой вопль издаст Олег, увидав новые колпаки «Жигулей», муж испытает приступ самой подлинной зависти.
Внезапно меня охватила тревога. Ну почему Куприн не звонит? Потом пришло раздражение. Почему не звонит? А откуда ему трезвонить? Телефончик наш бравый милиционер забыл невесть где, вернее всего, потерял, новый он покупать не станет. Впрочем, супруг мог бы воспользоваться аппаратом коллеги, городским телефоном или, в конце концов, почтой. Но Олег напрочь забыл о жене, он сейчас увлечен работой и выкинул все «гражданские» мысли из головы. Значит, беспокоиться не о чем, у Куприна в жизни полный порядок, а разбор полетов я ему всегда успею устроить. Вот он какой! С глаз долой – из сердца вон! Отлично получается, улетел и забыл про жену.
– Здравствуйте, – раздалось за спиной.
– Мама, – заорала я, – кто тут!
– Простите, не хотел напугать, – донеслось с заднего сиденья.
Я обернулась и увидела симпатичного мужчину славянской наружности. Дядечка смотрелся типичным «ботаником», на нем красовался слегка помятый серый костюм, на носу сидели очки в крупной пластмассовой оправе, а лицо украшало выражение крайней застенчивости.
– Право, извините, – заговорил он.
– Вы кто?
– Павел Петрович Сухоруков.
– Виола Тараканова, – машинально ответила я и мгновенно обозлилась на себя.
Ну какого черта полезла знакомиться с незнакомым мужиком!
– Что вы делаете в моей машине?
– Сижу.
– Вижу! Как попали в автомобиль?
– Так он стоял сейчас у тротуара, – бестолково принялся объяснять Павел Петрович, – парень вышел, я сел.
– Вы приняли «Жигули» за такси?!
– Ну… не совсем, – промямлил пассажир, – извините, я имею честь сейчас беседовать с писательницей Ариной Виоловой?
– Да.
– Очень, очень приятно, разрешите представиться – Павел Петрович Сухоруков.
– Виола Тараканова, – на автопилоте отозвалась я и обозлилась еще больше, – уже знакомились секунду назад.
– Позвольте все же дать вам визитку, – заулыбался Сухоруков, потом, поправив идиотские очки, он вытащил из кармана блестящую коробочку, выудил
Пришлось бросить взгляд на бумажку. «Павел Петрович Сухоруков, секретарь по особым поручениям, фирма «Рокко».
– Рада знакомству, – вспомнила я правила приличия, – и еще раз сообщаю: я не работаю водителем.
– Мне не нужна наемная машина, там, на площади, своя стоит.
– Ничего не понимаю, – воскликнула я и спохватилась: – Постойте-ка, откуда вы знаете, что я писательница?
Павел застенчиво улыбнулся.
– Буду очень благодарен, если разрешите мне изложить дело.
– Ладно, – кивнула я, – только по-быстрому.
К сожалению, в Москве очень много людей, которые считают писателей супербогатыми особами, ни в чем не нуждающимися олигархами, которые должны делиться накопленным капиталом со всеми, кто их попросит. В издательство ежедневно приходят мешки писем, большинство из которых начинаются со слов: «Дайте денег» или «Купите нам… квартиру, машину, дачу, мебель, телевизор, холодильник». Некоторые послания удивляют до оторопи, ну, к примеру, такое: «Здравствуйте, Арина Виолова! Вы живете хорошо, а мы плохо! Моя судьба страшно тяжелая, родила десять детей, чем кормить их, не знаю, во что одеть – тоже, работы нет двадцатый год, муж всю жизнь пьет. Пришлите мне денег или одежды на деток, размеры 56–58, обувь 44–46. Но лучше будет, если станете давать нам каждый месяц по три тысячи долларов, вам такая сумма тьфу, а нам есть не на что. Жду ответа, расчетный счет…» [4]
4
Вам это может показаться неправдой, но здесь приведена цитата из подлинного письма, пришедшего писательнице Дарье Донцовой.
Прочитав такое послание, – я, как правило, впадаю в глубокую задумчивость и пытаюсь примерить ситуацию на себя. Работы нет двадцать лет? Она что, два десятилетия лежит на диване и ноет? Зачем родила столько деток, если сама не у дел, а муж вечный алкоголик? Не сообразила, что отпрысков потребуется кормить, поить, одевать? И сколько лет ребяткам, чьи размеры одежонки 56–58, а ботиночек 44–46? Может, крошки могут пойти сами на службу и начать содержать безголовую лентяйку-маменьку?
Впрочем, письма не самая худшая вещь, вас могут подстеречь на улице или ворваться в дом с воплем: «Немедленно дай денег!»
Похоже, Павел Петрович из подобных экземпляров, странно только, что он сказал про личную машину.
– Мой хозяин, владелец фирмы «Рокко», господин Абдулла, – спокойно начал ничего не подозревающий о моих мыслях Сухоруков, – к сожалению, имеет дочь. Тоня его единственный, горячо любимый ребенок. Увы, супруга Михаила Сергеевича рано скончалась, и девочкой занимались бабки да няньки, донельзя избаловавшие ее.
Глава 19
Слушая плавную речь Павла Петровича, я попыталась понять, к чему он клонит. Наверное, сейчас попросит денег на лечение девочки или потребует спонсорскую помощь для фирмы «Рокко». Но Сухоруков никак не приступал к материальным вопросам, он терпеливо, педантично, практически без эмоций, сообщал некие подробности из жизни абсолютно неизвестного мне Михаила Сергеевича со странной фамилией Абдулла.