Кесарево свечение
Шрифт:
Исчезает так же незаметно, как и появился. Хлопотливо, словно зазевавшиеся слуги, в глубине сцены прокатываются Петух и Попугай.
Возвращаются Мстислав Игоревич и Наталья Ардальоновна. С богемной изысканностью они облачены в длинные парчовые халаты; она в солнечно-оранжевый, он в лунно-синий. На головах у обоих красные санкюлотские колпаки.
«Плодотворный день», очевидно, все-таки сказался на их физической форме. Оба одряхлели и согнулись. Впрочем, хихиканье и обмен шуточками не прекращаются.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Славка, что ты так весь трясешься? Переутомился, мальчик? Небось трахнул там,
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. А ты, Какашка, небось опять короля Билла за конец подержала? Когда же ты успокоишься, хулиганка? Эти сексделишки с главами государств так просто не кончаются. Вспомни, как в конце прошлого века американские республиканцы приревновали своего президента к еврейской девушке, чем это обернулось, какие огромные территории отпали к китайцам.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ой, Славка, не смеши, я сейчас на куски развалюсь. Все пересаженные органы трясутся. Фьюз! Где мой верный Фьюзик? Спасай! (Подсоединяется к соответствующей поверхности аппарата). Славка, присоединяйся, а то от тебя один только тореадорский солоп останется.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ (предлагает и свою руку заботливой машине). Ну, Фьюзон, давай-ка, пройдись в темпе по всем двенадцати индексам!
ДОМ (сухо). Он сам знает, по чему надо пройтись.
Аппарат усиленно пульсирует огнями.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Ох, какая все-таки не слабая штука этот Фьюз! Слава тому, кто ее изобрел!
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. А кто, кстати, ее изобрел?
ДОМ (еще суше). Ее изобрел Овал.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ И НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Слава Овалу!
Отходят от Фьюза вновь помолодевшие, достаточно упругие. Какаша даже изображает фламенку, щелкает как бы кастаньетами. Слава как бы полощет в руках мулету с некоторым намеком на тореадорские качества.
В просцениуме неизвестно чьими стараниями уже накрыт стол на три персоны. Супруги садятся напротив друг друга. Между ними должен поместиться виртуальный гость. Они надевают на головы легкие контактные обручи.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Ну-с, а где же «Перье-Жуэ»?
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ты хотел сказать — «Татинже», мой милый?
Появляется Дом в виде дворецкого. Вносит ведерко с бутылкой «Дом Периньона».
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Вот это сюрприз! Слава, смотри, у нас сегодня виртуальный дворецкий.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Ну и ну! Откуда вы взялись, любезнейший? Мы ведь, кажется, дворецкого не заказывали?
ДОМ. Я ваш Дом. Просто-напросто ваш Дом.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Почему же ты раньше никогда не появлялись в таком симпатичном обличье, дорогой уважаемый Дом?
ДОМ. Затрудняюсь ответить, мои милые хозяева, мои весьма обожаемые старые авантюристы. Этот вопрос просто не в моей компетенции.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (всматривается в черты Дома). А вы знаете, дорогой уважаемый Дом, вы мне кого-то напоминаете! Нет, не могу припомнить. Нет, это вовсе не от маразма — никакого маразма у меня нет. Просто столько лиц промельтешились в этих столетиях, всех не упомнишь. Славка, посмотри, тебе никого этот приятный господин не напоминает? Хуанчика Испанского не напоминает? Эрика Норвежского не напоминает?
МСТИСЛАВ
ДОМ (с юморком). Надеюсь, только усами.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ой, умру! Сейчас мы проверим. Скажите, Дом, человек рождается для чего?
ДОМ. Для счастья, как птица для полета!
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Максим Горький!
ДОМ. Или Фридрих Ницше?
Все трое бурно, до изнеможенья, хохочут.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. А почему же вы не подали «Татинже»? У меня от «Периньона» всегда щека дергается.
ДОМ. Ваш гость на запрос о шампанском ответил, что он выпил бы «Периньона».
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Какаша, не выступай! Щека у тебя от другого всегда дергалась.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (дерзко). От чего же?
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Боялась получить затрещину.
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (весело). А вот это уже хамство, Мстислав Игоревич! (Дому). Так что же Гость? Он близко?
ДОМ (чуть заметно усмехается). Близко ли? Как трудно иной раз бывает ответить на простой вопрос. (Спохватывается). В виртуальном измерении, господа, иной раз бывает нелегко определить степень приближения и отдаления. Впрочем, он уже здесь. Камер-юнкер Его Императорского Величества Пушкин Александр Сергеевич! (Раскланивается перед пустым креслом, разливает шампанское по трем бокалам).
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (сжимает руки на груди). Боже, всякий раз, как я вас вижу, Александр Сергеевич, у меня перехватывает дыхание! Да-да, конечно — Александр. А вы, пожалуйста, зовите меня, если это возможно… я понимаю, я старуха, а для вас это имя вашей молодой любви, но не соблаговолите ли, да, Натали, да осчастливьте… Славка, теперь и ты тоже называй меня Натали, а не… не так, как раньше. Как, Александр, вы знаете и мою детскую кличку? Ну что ж, зовите Какашей, я буду втройне счастлива. А я вас буду иной раз величать по-лицейски, Французик.
МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Давайте первый тост поднимем за шампанское, за ту роль, которую оно сыграло в русской литературе. Ура! Мне кажется, Александр, что все поэты вашей плеяды были одержимы шампанским. Мне хочется назвать вас «поколением шампанского». Правильно ли будет сказать, что без этого вина вообще не возникло бы российской лирической поэзии? (Слушает, потом в восторге от подтверждения своей мысли бьет кулаком в ладонь).
НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (хохочет). Да-да, Французик, мы об этом со Славкой много раз говорили, наши мысли совпадают, как совпадают наши сегодняшние цвета с цветом вашего изумрудного шлафрока. Послушайте, ведь водяра и бормотушные пунши рождали только тяжелые похмельные завывания. Стихи, рожденные водкой, похожи на отрыгивания, а шампанское соединяет с небесами, даже если от него у тебя дергается щека. Вам ли этого не знать. Французик?! Вы знаете это. Французик! Да! Да! Ой, как остроумно, Французик! (Подпрыгивает, как юная поклонница, но приземляется, схватившись за бок).