КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 1
Шрифт:
— Ну, ладно, я видел все досье, — улыбнулся Дов.
— Свое досье на меня вы составляли на основе американского?
— Виктор, — взгляд Дова был укоризненным. — Мы же союзники с американцами. А союзники тем и отличаются, что ДОБРОВОЛЬНО делятся чем бы то ни было только в том крайнем случае, когда иного выхода не остается. Это американцы составили свое досье на основе нашего.
— И что интересного ты вычитал в американском варианте?
— Резюме. Последняя строчка, в которой они оказались — надо признать это объективно, — прозорливее нас. Знаешь, что там было написано?
—
— Умный зверь.
— Что?
— Там было написано: «Умный зверь», — тихо повторил израильтянин.
— Ты полагаешь, это комплимент? — глаза Мишина потемнели.
— Я полагаю, это правда, Виктор.
— А даже если и так, Дов. Что дальше?
— Они хотят с тобой встретиться.
— Кто? — взгляд Мишина сразу же принял осмысленное, конкретное выражение. — Американцы?
— Да. Тебя затребовало ЦРУ. На некоторое время.
— Вот так просто, — пробормотал себе под нос Мишин. — Как бандерольку с книжкой о еврейской национальной кухне.
— Вовсе не так просто, как тебе это представляется, но затребовало.
— Тебя это удивляет, Дов?
— А тебя нет, Виктор?
— Нет.
— Совсем?
— Месяц назад я бы сказал, что меня это пугает. Но сегодня мне все равно, — пожал плечами Мишин. — Какая в конце концов разница, с кем беседовать о смысле жизни, тем более когда его и в помине нет?..
— А если без философии, Виктор? — Израильтянин поморщился. — Как по-твоему, зачем ты им вдруг понадобился?
— А если без философии, Дов, то иди ты в жопу! — огрызнулся Мишин. — Я что вам тут, эксперт по Лэнгли? Может быть, у них смена начальства произошла, и новый шеф решил рассчитаться со мной за Буэнос-Айрес…
— Нет, — покачал головой Дов. — Шеф прежний, а рассчитаться с тобой за трупы своих людей они могли по меньшей мере пять раз и без всей этой союзнической процедуры. Тут что-то другое…
— Возможно, я понадобился им в качестве свидетеля…
— В качестве свидетеля кадровый офицер разведки, а тем более, советской, может выступать только на свадьбе близкого друга, — внятно произнес Дов. — И то под вымышленным именем и с измененной внешностью. Во всех остальных случаях люди нашей с тобой профессии свидетельствуют с того света…
— Тогда остается единственное, — Мишин запустил обе пятерни в свою соломенную шевелюру и откинул волосы назад. — Ваши старшие братишки просчитали на своих компьютерах очередную пакость против моих любимых соотечественников и теперь ищут подходящих исполнителей…
— Допустим, ты прав и все обстоит действительно так. Как ты лично относишься к подобной перспективе?
— А как я должен к ней относиться? — Мишин бросил на собеседника испытующий взгляд. — Мне казалось, что эту проблему мы недавно обсудили. Мне не нравится, когда меня используют в качестве тарана против своих же.
— Ты же говорил, что у тебя свой счет к этому кабаку на Лубянке…
— У русских всегда очень сложные внутренние разборки, Дов, — задумчиво произнес Мишин. — Логика для них — что презерватив, о котором все слышали, но которым практически никто не пользуется. Все у них от порыва, импульса, секундного состояния души. Именно в этом состоянии они казнят близких друзей
— Дело твое, Виктор… — Израильтянин пожал плечами. — Только смотри, не ошибись.
— Дов, я такой же подполковник разведки, как и ты. Не надо объяснять мне алфавит!..
— Ивритский — необходимо. Потому что ты в нем ориентируешься так же слабо, как я — в разборках между русскими.
— Ты это серьезно?
— Ответь мне всего на один вопрос, — Дов пододвинул к кровати табуретку. — Только честно. От твоего ответа зависит целесообразность нашей дальнейшей беседы.
— Я уже говорил в самом начале: я — не еврей!
— Виктор, у нас нет времени на шутки. Американцы — как дети малые: если им чего-то вдруг захотелось, они начинают припадочно вопить, как грудные младенцы, но при этом оказывают психологическое давление с настойчивостью профессиональных садистов. Мы не родовитые англичане, Виктор, у нас никогда не было колоний и нет никаких заслуг в освоении американского континента. Мы — всего лишь потомки испанских кочевников и местечковых европейских евреев, а потому не всегда можем объяснить старшему братцу, что так в приличном обществе себя не ведут…
— Что ты хотел спросить, Дов?
— Ты хочешь жить?
— Хочу ли я жить?
— Я не спрашиваю, как именно, а просто жить. В принципе?
— В принципе хочу.
— Отлично, Виктор! — Дов стремительно вскочил с табурета и потер руки. — Тогда слушай внимательно. Ты был абсолютно прав: Моссад — слишком ЗАКРЫТАЯ разведка, чтобы использовать в своей работе агентов иностранных спецслужб. Даже бывших. И даже таких профессионалов, как ты, Виктор. Следовательно, после окончательного выздоровления ты получил бы израильский паспорт, другое имя, другую внешность, другой род занятий, небольшую, но вполне достаточную для одинокого мужчины пенсию и навеки вечные обрек бы себя на безвыездное проживание на Святой земле и родине трех мировых религий…
— Здорово-то как! — пробормотал Витяня и прикурил новую сигарету от догоревшего окурка. — Не умереть бы от счастья, как говорит одна моя приятельница.
— Согласен, — кивнул Дов и энергично замахал руками, отгоняя от своего лица густое облако сигаретного дыма. — Не Бог весть что, особенно для убежденного атеиста без, как ты выражаешься, прожиди. Тем не менее это все-таки жизнь. Причем без страха, что тебя снимет из винтовки спрятавшийся в кустах снайпер или отравит в баре какая-нибудь советская Мата Хари, выдающая себя за честную израильскую служащую. У нас здесь такие номера — во всяком случае, пока — не проходят. И мы с тобой, подполковник Виктор Мишин, были бы в полном расчете за твое участие в пражской операции, хотя я и не взял бы на себя ответственность гарантировать, что в течение пяти — семи ближайших лет за тобой не приглядывали бы наши люди. Очень тактично, неназойливо, в целях твоей же собственной безопасности. Ты мне веришь, Виктор?