КГБ в смокинге. В ловушке
Шрифт:
— Ты знаешь, подруга, самую страшную пытку времен инквизиции? — Витяня продолжал улыбаться как ни в чем не бывало.
— Знаю, — я закурила и выпустила густую струю дыма в его самодовольную физиономию.
Когда перед сожжением на костре грехи отпускал Юрий Владимирович...
— Может, заткнешься, а?
— А зачем, Витя Мельцер?
— Так, для разнообразия.
— А иначе я покончу жизнь самоубийством?
— Мне кажется, сегодня утром мы уже обсудили эту проблему.
— Да, но днем у меня было небольшое светское приключение —
— Да, я уже слышал, — Мишин спокойно смотрел на меня ничего не выражающими, какими-то пустыми глазами. — Ужасная история...
— И ты не расстраиваешься, что ваш человек сыграл в ящичек?
— Он не был нашим человеком.
— Врешь, коллега Мельцер из венского «Курир», — я еще раз выдохнула сигаретный дым ему в лицо и почувствовала даже какое-то гнусное удовлетворение, когда Витяня поморщился. — Все ты врешь. Он был вашим человеком, а стал ничьим.
— Даю тебе слово, что мы не имеем никакого отношения к случившемуся. У Гескина хватало своих проблем. Ты знаешь, оказалось, что он стоял на грани банкротства? Что единственное, чем он владел по-настоящему, был баронский титул и библиотека?
— А ты-то откуда это знаешь?
— Ваня, прекрати: он пустил себе пулю в лоб, мне действительно очень жаль, но мы-то здесь при чем?
— Витя, я же сказала, что не верю ни одному твоему слову. Я, конечно, дура, но ведь не идиотка же, а? Ты сам подтвердил сегодня.
— Короче, это не тема для дискуссии. Ограничимся уже сказанным и займемся нашими баранами.
— Бараном. Только одним бараном. Овечкой. Мною.
— Пусть так...
— Как хорошо ты пахнешь, сволочь! — я потянулась через стол и вдохнула знакомый запах духов. Дым отечества. Аромат провокации. Дыхание смерти. — Слишком хорошо для такого мерзавца. Как называются твои духи, Витька?
— «Красная Москва», — Мишин по-прежнему сохранял непринужденный гон, хотя я видела, что он с трудом сдерживает себя.
— Не-а, — я притушила сигарету и зажгла новую. — Тебе, камрад Мельцер из венского «Кури-ра», никогда не позволили бы дискредитировать святое имя нашей златоглавой столицы. В номере человека, которого вы решите убить, будет пахнуть чем угодно, только не «Красной Москвой». Скорее «Сиреневым Амстердамом» или «Голубым Парижем»... Или «Дракаром»...
— Что ты несешь, Валя?
— Отсебятину. Я же не профессионалка, Витя, мне еще учиться надо. Курсы пройти, тайнопись освоить, шифры всякие, приемы убийства, вождение автомобиля, ложь на уровне третьей ступени...
— Тебя допрашивали?
— Да.
— Что ты им сказала?
— Сказала, что ни о каком самоубийстве Гескина и речи быть не может. Что барона прихлопнули. Что убийца, по всей вероятности, ты. Да, и еще я сказала, что не знаю, почему ты это сделал. Но пообещала комиссару Геретсу узнать. Так что будь другом, Мишин, скажи, почему ты убил Гecкина? У меня поручение от комиссара...
— А это что такое, ты знаешь? Мишин чуть отвернул лацкан своего роскошного замшевого пиджака, и я увидела на отвороте серебристый кружочек, похожий на значок.
— Микрофон?..
— Бери выше, Мальцева: микрофон с магнитофоном, — Мишин щелчком сбил с лацкана невидимую пылинку. — Вся ваша беседа с этим лилипутом из полиции записана здесь. И я хорошо знаю, о чем вы говорили...
— И?..
— Ты держалась молодцом.
— Я вела себя как дура.
— Если бы ты действительно вела себя как дура, все бы очень плохо кончилось.
— Меня бы убили?
— Всенепременно.
— Но как, коллега? Расскажи, мне ведь необходим опыт для роста над собой.
— Валя, хватит дурачиться, давай поговорим как взрослые люди.
— Давай.
— Рукопись в номере?
— А где ж ей быть?
— Завтра ты встретишься с Телевано. Он прилетает сегодня ночью...
— Как же мне привлечь его внимание? Надеть мужской пиджак? Оголить правую грудь? Нарисовать на лбу серп и молот?
— Подойдешь к нему в перерыве, — терпеливо продолжал Мишин, — скажешь, что восхищена его выступлением, и попросишь о встрече.
— В номере?
— В кафе.
— В каком именно?
— Кафе «Дольфус», это в квартале от Зала конгрессов.
— А если он предложит мне «Жокей-клуб»?
— Скажешь, что у тебя очень мало времени, а разговор безотлагательный. Короче, вы должны сойтись именно в «Дольфусе».
— А если он откажется? Извините, мол, но я с супругой, а она не любит, когда я общаюсь с агентами КГБ. Даже если это дамы приятной наружности. И даже в кафе «Дольфус».
— Он не откажется, — Витяня ухмыльнулся. — Жена в Боготе, любовница в Сан-Диего, еще штук десять телок разбросано по всей Латинской Америке... Так что — не откажется.
— Ну, хорошо. Пошли мы с ним в «Дольфус». Дальше?
— Все по плану: передаешь рукопись, благодаришь за встречу и скромненько возвращаешься в Зал конгрессов. А дальше — уже наши проблемы.
— И все, Витя?
— Курт.
— И все, Курт, чтоб ты сдох?
— А что еще?
— Я первая спросила!
— Да, Валентина, все. На этом твоя миссия заканчивается, и ты можешь спокойно лететь в Москву.
— Господи, Мишин, как бы я хотела верить тебе!
— А ты верь, девушка, не обманешься.
— Я пошла.
Мишин встал и галантно взялся за спинку моего кресла.
— Я провожу тебя.
— Ой, ну не строй из себя Гескина, ладно! Ты фальшив во всем, даже в хороших манерах.
— Только я могу терпеть твое хамство, — вздохнул Витяня. — И знаешь почему?
— Ну почему?
— Потому что в глубине души я тебя очень люблю, Мальцева. Так люблю, что, имей я на это санкции, пристрелил бы тебя в твоей собственной постели!
— Прорвало наконец, — улыбнулась я, хотя в тот момент мне было очень страшно. — Слушай, Курт, где я могу найти тебя в случае чего?