Киборг-национализм, или Украинский национализм в эпоху постнационализма
Шрифт:
Событие возникновения Украины как нации-государства часто рассматривается в постсоветских исследованиях как продукт конвенциональных политик в форме заключения «большой сделки» между так называемой «национальной демократической оппозицией» и так называемыми «национальными коммунистами» (частью руководства Коммунистической партии Украины (КПУ) с председателем Верховной рады УССР Кравчуком во главе). [133] «Большая сделка» между «национальными демократами» и «национальными коммунистами» в этом контексте понимается советологами как заговор элит, завуалированный посредством заимствования националистической риторики и идеологии прежними коммунистическими аппаратчиками, де-факто оставшимися у власти и после 1991 года. [134]
133
Wilson A. The Ukrainians: Unexpected Nation, p. 174-178.
134
Kuzio I Ukraine: State and Nation Building, p. 23-42.
В
135
См. уточнение теории гегемонии Лаклау в Norval A. Deconstructing Apartheid Discourse, p. 217.
136
Howarth D. Hegemony, political subjectivity, and radical democracy // Laclau: A critical reader. Ed. by Simon Critchley and Oliver Marchart. London, New York: Routledge, 2004, p. 261.
1. Дискурс радикально националистических политик: от пустого означающего «демократия как национализм» к пустому означающему «пан-нация»
В отличие от национально-демократического Народного Руха Украины, основой которого было украинское диссидентское движение в СССР, члены которого в различные периоды своей политической деятельности, как правило, разделяли общие «включающие» лозунги советских диссидентов, такие как «за вашу и нашу свободу», дискурсы националистических партий этого периода, которые можно отнести к дискурсу ультраправых – 1) Конгресс украинских Националистов (КУН) и 2) Украинская Национальная Ассамблея Украинская Национальная Самооборона (УНА-УНСО), базировались на эксклюзивной логике, ориентированной на ужесточение режима и процедур включения как условия национального единства и построения сильной нации-государства.
КУН, основанный в 1992 году, стал прямым наследником ультранационалистической военизированной Организации Украинских Националистов (ОУН), которая активно действовала на территории западной Украины в 20-50-ых годах 20 века и была легализована в Украине в 1993 году Во время борьбы за создание национального государства КУН фактически стал средством легализации ОУН и лоббирования ее идеологии на государственном уровне. Возвращение идеологии национализма в его ОУНовской версии (основанной на концепции «деятельного национализма» Д. Донцова) в дискурсе КУН представлено как акт возрождения Украины посредством установления гегемонии украинской нации и подчинения всех общественных ценностей «национальной идее» в ее этноцентристском варианте на основе бескомпромиссного исключения этнических других, маркируемых как «враги нации», которые в годы советской власти с оружием в руках (ГУЛАГ, сталинский террор), или в практиках украинского Голодомора истребляли украинское население. Поэтому адекватным ответом на советские практики тоталитарного насилия, по мнению лидеров КУН, также должны стать насильственные практики исключения (вплоть до принудительной эмиграции или физического уничтожения) внутренних «врагов нации» – т.е. русскоязычного населения, артикулированные в известном лозунге 90-ых «чемодан – вокзал – Россия», продолжением которого во время второго украинского Майдана стал лозунг «хто не скаче, той москаль». В результате такой сегрегационистской этноцентристской политики и установления жестких этнических барьеров КУН вскоре заняла крайне правую нишу украинского политического поля и в результате получил достаточно низкую поддержку избирателей, преимущественно в трех западных областях страны (территория Галичины). [137]
137
Wilson A. Ukrainian Nationalism in the 1990s: a Minority Faith. Cambridge: Cambridge University Press, 1997, p. 78-80.
Другая составляющая украинского ультраправого фронта-Украинская Национальная Ассамблея – Украинская Национальная Самооборона (УНА-УНСО) несмотря на позиционирование «наци-ократии» автократического и военного типа (многие члены УНА-УНСО принимали участие в военных конфликтах на территории прежнего СССР начала 90-х – например, в Чечне и Приднестровье), отличалась большей идеологической гетерогенностью (и, соответственно, большим популизмом) по сравнению с жесткой этноцентричной идеологией КУН. Идеологи УНА-УНСО репрезентировали более молодое поколение украинцев – к чему другие националистические партии лишь стремились, преимущественно безуспешно, -желая 1) устранить этнолингвистические барьеры («важны идеи, а не язык»), и 2) даже апеллируя к чувствам «имперской ностальгии» постсоветского населения («мы за союз с Россией, но со столицей в Киеве»). [138]
138
Ibid., p. 77-78.
В то же время рост милитаристской и откровенно антироссийской, этноцентристской риторики УНА-УНСО в середине 90-х годов во время президентства Кучмы привел к тому, что Верховная Рада в 1995 году запретила функционирование деятельности этой партии как угрожающей национальному единству и создающей
Анализируя дискурс ультраправых украинских националистических партий в терминах теории гегемонии Лаклау и его понятия пустого означающего, структурирующего поле политического, можно сформулировать, что проект демократии как национализма в Украине в 90-ые был артикулирован как переход от закрытого тоталитарного общества, структурированного пустым означающим «советский народ», к новому пустому означающему «Нация», сформированному не по критериям советской номенклатурной иерархии, а в соответствии с новым эгалитарным националистическим воображаемым. Все этнические украинцы в дискурсе такого политического воображаемого могут быть определены через эгалитарную миссию антиимперского и антитоталитарного освобождения от советского наследия. В этих новых эгалитарных риториках национализма недвусмысленно предполагается, что население, образующее нацию, представляет собой гомогенное сообщество патриотов, обладающих равными правами, в противоположность неэгалитарной и негомогенной общности этнических «других» (не патриотов), выполняющих функцию «конститутивного внешнего» (термин Лаклау) в новом антитоталитарном националистическом проекте. С точки зрения Бенедикта Андерсона, конструкция национального воображения [139] действительно предполагает, во-первых, приверженность принципу равенства (все мы – равные субъекты нового националистического государства, или, по словам Андерсона, «нация всегда понимается как глубокое, горизонтальное товарищество» [140] ); и, во-вторых, верность нации, которая, согласно Андерсону, «дает миллионам людей возможность не столько убивать, сколько свободно умирать за столь ограниченные продукты воображения». [141] В постсоветской Украине эгалитарная логика нового национального политического мифа воплощена в патетической героике военных действий УНА-УНСО в Чечне как возможного примера мобилизации принципа национального равенства всех со всеми в пределах национального коллектива на поле битвы и даже перед лицом смерти.
139
Б. Андерсон, в отличие от Э.Лаклау и Ш.Муфф, разрабатывает понятие «воображаемое» не обращаясь к методологии Ж.Лакана и Ж.Деррида.
140
Андерсон Б. Воображаемые сообщества, с. 32.
141
Там же.
В то же время итогом гегемонной борьбы украинских националистических дискурсов как дискурсов исключения этнически других и ставки на этнически своих в процессе построения нации-государства является то, что в 90-ые ни один из них не смог стать гегемонным универсальным, так как выражал партикулярные требования населения лишь одной локальной части Украины. В результате они не смогли сформировать социально-политическое единство украиноязычного запада и русскоязычного востока и не способствовали созданию консолидированной нации-государства.
2. Дискурс украинской коммунистической партии: пустое означающее «нация как сообщество равных»
Коммунистическая партия Украины под руководством Петра Симоненко в эти годы являлась по численности самой массовой украинской политической партией и декларировала как одну из главных стратегических задач консолидацию мощного рабочего движения под своим руководством. По утверждению Симоненко в полемике с другими конкурирующими украинскими политическими дискурсами: «Коммунистическая партия остается практически единственной политической силой, которая открыто и последовательно отстаивает социалистическую перспективу и борется за нее». [142]
142
Цит. по Гаранъ Олексій, Майборода Олександр. Українські ліві: між ленінізмом і соціал-демократією. Київ: КМ Академія, 2000, с. 57.
В решении проблемы национального самоопределения в ходе гегемонной борьбы в период распада СССР КПУ придерживается традиционной ленинской установки на соединение принципа классовости с принципом интернационализма. Как формулирует Симоненко, «определяя свое отношение к государству, коммунисты всегда решают этот вопрос конкретным историческим путем, в зависимости от социального и классового характера государства, политики, которое государство осуществляет, социального положения рабочих в этом государстве и того, как в нем соблюдаются права человека в целом». [143] По его словам, в данном историческом контексте, с тех пор, как «правящий режим пытается повернуть страну к капитализму с помощью «национальной идеи», мы, коммунисты, открыто заявляем, что будем использовать все правовые методы для борьбы с данным буржуазно-националистическим государством». [144]
143
Там же.
144
Там же, с. 57.
Поэтому, в период борьбы за гегемонию для Симоненко важно было сформулировать, что «Украина может достичь настоящей независимости только в рамках образованного на новых основаниях союзе независимых государств, где инфраструктура общей национальной экономики и науки будет обновлена вместе с общей транспортной, энергетической, аэрокосмической, таможенной, монетарной, информационной системами, где будут объединены усилия в сферах дипломатии и обороны для сохранения государственного суверенитета и расширенных полномочий для решений вопросов, жизненно важных для украинского государства и его народа». [145]
145
Там же, с. 73.