Киево-Печерский патерик
Шрифт:
Все здешние черноризцы знают о его добродетельном житии и послушании. Три года пробыл он в поварне, работая на братию; своими руками колол дрова для приготовления пищи, часто с берега на своих плечах носил дрова; и с трудом братья его, Изяслав и Владимир, отговорили его от такого дела. Однако этот истинный послушник с мольбою упросил, чтобы ему еще один год поработать в поварне на братию. После же этого, так как во всем был он искусен и совершенен, приставили его к монастырским воротам, и пробыл он тут три года, не отходя никуда, кроме церкви. После этого велено ему было служить в трапезной. Наконец волею игумена и всей братии принудили его завести свою келию, которую он сам и построил, и доныне эта келия зовется «Святошиной», как и сад, который он своими руками насадил.
Глаголють же о немъ и се, яко вся лта чернечества егоне вид его никтоже николиже праздна, но всегда имяше рукодлие в руках своихъ, и симъ доволне быти одежди его от таковаго рукодлиа. Въ устх же всегда имяше молитву Иисусову беспрестани: «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя!» Не вкуси же иного ничтоже, токмо от монастырьскиа яди питашеся; аще
Говорят также о нем и то, что во все годы монашества никто никогда не видал его праздным: всегда в руках у него было рукоделье, чем он и зарабатывал себе на одежду. На устах же его постоянно была молитва Иисусова, беспрестанно повторяемая: «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй меня!» Никогда не вкушал он ничего иного, кроме монастырской пищи; хотя он и много имел, но все то на нужды странников и нищих отдавал и на церковное строение. Книги же его многие сохранились и доныне.
Имяше же сий блаженный князь Святоша, еще въ княжении сый, лчца хытра велми, имянем Петра, родомъ сирянина, иже прииде с ним в монастырь. Видвъ же сего Петръ волную нищету, в поварници же и у врат присдяща, лишився его и живяше в Киев, врачюа многы. Прихождаше часто къ блаженному и, виде его въ мноз злострадании и безмрном пощении, увщеваше его, глаголя: «Княже, достоитти смотрти о своемь здравии, и тако погубити плоть свою многым трудомъ и въздержаниемь, иже иногда изънемогъшу ти, не мощиимаши понести наложеннаго ти ярма, егоже еси изволилъ Бога ради. Не хощет бо Богъ чресъ силу поста или труда, но точию сердца чиста и съкрушена; ниже обыклъ еси той нужды, юже твориши, работаа яко нужный рабъ. Но и благочестиваа твоа братиа Изяславъ и Владимеръ великую убо укоризнуимета себ нищетою твоею. Како от таковыа славы и чести въ послдне убожество прииде, еже уморяти тло свое и датися в недугъ подобныа пища. Дивлюся утробнй ти влаз, иже иногда отягчн бывше от сладкиа пища, нын же убо суровое зелие и сухъ хлбъ приемлющь тръпит. Блюди, да нкогда недуг отвсюду събрався, и не имущю ти крпости, скоро живота гоньзнеши, мн же не могущу ти помощи, оставиши плачь неутешим братома своима. Се бо и боаре твои, служивше тоб, мнящеися иногда велиции быти иславни теб ради; нын же, лишени твоеа любве, желтв: домы великие сътворивше, и сдят в них въ мноз унынии. Ты же не имаши гд главы подклонити, на смтиищи сем сдя, и мнят тя яко изумвшася. Кий убо князь се сътвори? Или блаженный отець твой Давидъ, или дд твой Святославъ, или кто въ боарех се сътвори, или сего пути въждел, разв Варлаама, игумена бывшаго зд? И аще мене преслушаешися, преже суда суд приимеши».
Еще во время княжения имел этот блаженный князь Святоша лекаря весьма искусного, именем Петра, родом сирийца, который пришел с ним в монастырь. Но этот Петр, видя его добровольную нищету, службу в поварне и у ворот, ушел от него и стал жить в Киеве, врачуя многих. Он часто приходил к блаженному и, видя его во многом злострадании и безмерном пощении, увещевал его, говоря: «Княже, следовало бы тебе подумать о своем здоровье, чтобы не погубить плоть свою безмерным трудом и воздержанием: ты когда-нибудь изнеможешь так, что не в силах будешь нести лежащее на тебе бремя, которое сам принял на себя Бога ради. Не угоден ведь Богу сверх силы пост или труд, а только от сердца чистого и раскаявшегося; ты же не привык к такой нужде, какую переносишь теперь, работая как подневольный раб. И благочестивым твоим братьям, Изяславу и Владимиру, в великую укоризну нищета твоя. Как ты от такой славы и чести мог дойти до последнего убожества, ведь ты изнуришь тело свое и в болезнь впадешь из-за такой пищи. Дивлюсь я твоему чреву, которое раньше отягощалось сладкой пищей, а теперь, сырые овощи и сухой хлеб принимая, терпит. Берегись! Когда-нибудь недуг охватит тебя всего, и ты, не имея крепости, скоро жизни лишишься, и нельзя уже мне будет помочь тебе, и повергнешь ты в плач неутешный братьев своих. Вот и бояре твои, служившие тебе, думали когда-нибудь сделаться чрез тебя великими и славными; ныне же лишены твоей любви и пеняют на тебя: поставили себе дома большие, а теперь сидят в них в великом унынии. Ты же не имеешь куда голову приклонить, сидя на этой куче мусора, и многие считают, что ты лишился ума. Какой князь поступал так? Блаженный ли отец твой, Давыд, или дед твой, Святослав, или кто из бояр делал это, или хотя желание имел идти по этому пути, кроме Варлаама, бывшего здесь игуменом? И если ты меня не послушаешь, то прежде Божьего суда осужден будешь».
Се же и многажды глаголаше ему, овогда в поварни с нимъ сдя, иногда же у вратъ, наученъ братома его. И отвеща блаженный: «Брате Петре! Многажды смотрх и разсудихъ не пощадти плоти моеа, да не пакы брани на ся въставлю: да съгнтаема многым трудомъ, смирится. Сил бо, — рече, — брате Петре, в немощи подобно съвръшитися. Не суть бо страсти ныншнеговремени точнии будущей слав, хотящейявитися в нас. Благодарю же Господа, яко свободил мя есть от мирьскиа работы и сътворилъ мя есть слугу рабом своим, блаженным симъ черноризцем. Брата же моа да внимаета соб, кождо бо свое бремя понесет, и довлеть има и моа власть. Сиа же вся Христа ради оставих: и жену, и дти, дом, и власть, и братию, другы, и рабы, и села — и того ради чаюжизни вчныа наслдникъ быти. Обнищахъ же Бога ради — да того приобрящу. И ты убо, егда уврачюеши, не гнушати ли ся велиши брашенъ? Мн же умрети за Христа — приобртенние есть, а еже на сметиищи седти — съ Иевомъ ся творя царствие. Аще же ни единъ князь сего не сътворилъ прежде мен, предвождай да авлюся имъ: якоже ли поревнуеть сему, и да въслдуеть сему и мн. Прочие, еже внимай соб и научившим теб».
Так вот, и неоднократно, говорил он ему, иногда в поварне с ним сидя, иногда у ворот, подученный на это братьями его. Блаженный же отвечал ему: «Брат Петр! Много размышлял я и решил не щадить плоти своей, чтобы снова не поднялась во мне борьба: пусть под гнетом многого труда смирится. Ведь сказано, брат Петр, что силе совершаться подобает в немощи. Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас. Я же благодарю Господа, что освободил он меня от мирских забот и сделал меня слугой рабам своим, этим блаженным черноризцам. Братья же мои пусть о себе подумают: каждый свое бремя должен нести и довольно с них и моей волости. Все же это: и жену, и детей, и дом, и власть, и братьев, и друзей, и рабов, и села, — оставил я ради Христа, чтобы чрез то сделаться наследником жизни вечной. Я обнищал ради Бога, чтобы его приобрести. Да и ты, когда врачуешь, не воздерживаться ли велишь в пище? Для меня же умереть за Христа — приобретение, а на мусорной куче сидеть, подобно Иову, — царствование. А то, что ни один князь не делал так прежде меня, то пусть я послужу примером им: может быть, кто-нибудь из них поревнует этому и последует за мной. До прочего же тебе и научившим тебя дела нет».
И егда убо разболяшася сий блаженный, и, видвь же его, лечець приготовляетьзлиа на потрбу врачеваниа, на кыйждо недугъ, когда баше или огненое жжение, или теплота кручиннаа, и прежде пришствиа его здравъ бываше князь, никакоже не дадый себ врачевати. И се многажды сотворися. Нкогда же томуПетрови разболвъшуся, посла к нему Святоша, рече: «Аще не пиеши злиа, — скороисцлеши; аще лимен преслушаешися, — много имаши пострадати». Онъ же, хитръ ся творя и болзни гонзнути хотя, мало живота не погрши, растворениа вкусивъ. Молитвою же святаго исцел.
Когда бывал болен этот блаженный, лекарь, видя то, начинал приготовлять врачебное зелье против той болезни, которая тогда случалась — огненного ли жжения или болезненного жара, но прежде чем он приходил, князь уже выздоравливал и не давал лечить себя. И много раз так бывало. Однажды разболелся сам Петр, и Святоша послал к нему, говоря: «Если не будешь пить лекарства, — быстро поправишься; если же не послушаешься меня, — много страдать будешь». Но тот, рассчитывая на свое искусство и думая избавиться от болезни, выпил лекарство и едва жизни не лишился. Только молитва святого исцелила его.
Пакы же сему разболвшуся, наречие посылаеть к тому святый, глаголя, яко: «Въ 3 деньисцелеши, аще не врачюешися». Послушавше его сирианинъ, въ 3-й день исцл, по словеси блаженнаго. Призвав же его, святый глагола ему, веля ему острищися. «По трх бо мсяцхъ, — рече, — отхождю свта сего». Се же рече, назнаменуа ему смерть. Сирианинъже неразумвъ хотящаа ему быти, сий Петръ пад пред ногами ему, съ слезами глаголя: «Увы мн, господине мой и добродтлю мой, и драгый мой животе! Кто призрить на странъствие мое, и кто напитает многую чадь трбующих, и кто заступит обидимых, кто помилуеть нищих? Не рхъ ли ти, о княже, оставити имаши плачь неутшимый братома си? Не рхъ ли ти, о княже, не тако ли мя словом Божиимь исцли и силою, якоже твоею молитвою? Гд нын отходиши, пастырю добрый? Повждь мн, рабу своему, язву смертную, да аще азъ тя не изоврачюю, да будеть глава моа за главу твою и душа моа за душу твою! Не млъча отъиди от мен, но яви ми, господине: откуду ти таковаа всть, да дам живот свой за тя. Аще же извстил ти есть Господь о том, моли его, да азъ умру за тя. Аще ли же оставляеши мя, то гд сядуи плачюся своего лишениа: на сметиищи ли семь, или въ вратех сихъ, идже пребываеши? Что ли имамъ наслдовати твоего имниа? Самому ти нагу сущу, но и отходящу ти, в сх исплатенныхъ рубищах положенъ будеши. Даруй ми твою молитву, якоже древле Илиа Елисови милоть, да раздражу глубину сердечную и проиду мста райскаа крову дивна дому Божиа. Всть же и зврь по возшествии солнца събратися, на ложих своихъ да лягуть, и бо птица обрте себ храмину, и горлица гнздо себ, идже положить птенца своа, — ты же 6 лт имаши в монастыри и мста твоего не познах».
Снова разболелся он, и святой послал объявить ему: «В третий день ты выздоровеешь, если не будешь лечиться». Послушался его сириец и в третий день исцелился по слову блаженного. Призвав же его, святой велел ему постричься, говоря: «Через три месяца я отойду из этого мира». Говорил же он это, предсказывая смерть ему. Сириец, не уразумев же, что это с ним должно случиться, пал к ногам князя и со слезами стал говорить: «Увы мне, господин мой и благодетель мой, тот, кто дороже мне самой жизни! Кто посмотрит на меня, чужеземца, кто напитает многих людей, нуждающихся в пище, и кто будет заступником обиженных, кто помилует нищих? Не говорил ли я тебе, о княже, что оставишь ты по себе плач неутешный братьям своим? Не говорил ли я тебе, о княже, что ты меня не только словом Божиим и силою его исцелил, но и молитвою своею? Куда же теперь отходишь, пастырь добрый? Открой мне, рабу своему, язву смертную, и, если я не вылечу тебя, пусть будет голова моя за голову твою и душа моя за душу твою! Не отходи от меня молча, открой мне, господин мой: откуда тебе такая весть, да отдам я жизнь мою за тебя. Если же известил тебя Господь о том, моли его, чтобы я умер за тебя. Если оставляешь ты меня, то где сесть мне, чтобы оплакать свою утрату: на этой мусорной куче, или в воротах этих, где ты живешь? Что достанется мне в наследство из твоего богатства? Ты сам почти наг, и когда умрешь, то положат тебя в этих заплатанных рубищах. Подари же мне твою молитву, как в древности Илия Елисею милоть, чтобы проникла она в сердце мое и дошел я до райских мест крова дивного дома Божия. Знает и зверь, где скрыться, когда взойдет солнце, и ложится в логовище свое, и птица находит себе дом, и горлица гнездо себе, в котором кладет птенцов своих, — ты же шесть лет живешь в монастыре, и места своего нет у тебя».