Киллер рядом - к покойнику
Шрифт:
Фокин, едва сдерживая клокочущие в груди хрипы ненависти, брел через заснеженные дворы непонятно куда и непонятно зачем. Он прекрасно знал, что идти ему некуда, кроме как все в ту же коммуналку. Но он знал и то, что она находится часах в пяти ходьбы от него, и если Свиридов на своей «Феррари» доехал бы до того места за несколько минут, то ему, Афанасию, теперь остается только разве что ждать рассвета, чтобы с первым поездом метро...
Впрочем, до открытия метро осталось не так уж и много времени.
Фокин присел на заснеженную лавочку и тяжело задумался. В конце концов,
Хотя мушкетеры эти тоже еще те герои-любовники – грубые немытые мужланы, вечно пьяные и вечно дерущиеся между собой на дуэлях из-за очередной компрометирующей прокладки «Carefree ultra» госпожи де Шеврез.
...Немытые – это к тому, что с гигиеной в семнадцатом веке была напряженка. Ни тебе душа, ни бассейна, не говоря уж там о джакузи.
Джакузи... У брателло Кузи – два больших джакузи, один серый, другой – белый, два больших джакузи.
Господи... о чем это он?
«У меня путаются мысли, – подумал Фокин. – Едет крыша... Слишком много за последнее время встрясок». Да и выпить охота. Как там сказал ему Свиридов... «Они жили долго и счастливо и умерли в один день от алкоголизма». Забавно. Свиридов всегда был парень с юмором... особенно сейчас, когда он так весело продал жизнь своего брата... интересно, сколько ему заплатила эта жаба... Света Маневская, дочь олигарха?
Фокин поднялся с лавочки и два раза обошел вокруг большого дерева. Становилось холодновато. Мороз забирался под модное пальто, под дорогой костюм, так великодушно презентованные ему Свиридовым.
Афанасий подумал, что за теплую постель, пару кружечек пива и вкусную бабу под боком он отдал бы... ну все, что угодно. Нет... Свиридов прав. Жизнь одна, ее нужно прожить достойно, без всяких убогих моральных схем. Свиридов прав. Свиридов прав...
Фокин не заметил, как последние два слова произнес вслух. А понял он это только потому, что из-за дерева, вокруг которого он еще минуту назад нарезал круги, вдруг раздался глуховатый голос:
– Значит... все-таки прав?
Фокин вскинул глаза: перед ним стоял Владимир.
– Мне нужно кое-что тебе объяснить, Афоня, – тихо сказал он и присел на лавочку рядом с Афанасием.
– Ну? – выдавил тот.
– Забудь то, что я тебе говорил в машине. Это была ложь – от начала до конца ложь. И то, как я вел себя в финале этой милой беседы с Климовским – это тоже фальшь. Все разыграно, как в пьесе. А то, что ты в нее поверил – это хорошо: значит, было достаточно прилично сыграно. Впрочем, мне всегда говорили, что из меня получился бы превосходный актер.
Фокин медленно повернул к Владимиру голову.
– Ложь? Так ты что... это все говорил...
– Я говорил то, что от меня ожидал услышать Климовский. Я изображал того Свиридова, которого он знает и которого он хотел бы видеть. Но он меня недооценивает. Конечно, ты верно сказал, Афанасий, я продажная сука и проститут... но не до такой же степени, чтобы торговать кровью брата.
– А в машине?..
– А в машине, вполне возможно, стоит прослушивающее устройство. Ты на самом деле не сознаешь, какая мощнейшая структура стоит за спинами Климовского, Бородина...
Фокин тяжело вздохнул.
– Так что я не мог говорить с тобой откровенно... там, в машине. И я не пошел за тобой сразу, как ты вылетел из моей машины, потому что хотел убедиться, что нет слежки. У Климовского, сам знаешь, на каком уровне все это поставлено. Конечно, он понимает, что теперь меня надо убирать рано или поздно, и попытается втолковать это Маневскому и его главному телохранителю Бородину. Но лучше – поздно. Тогда я успею сделать то, что должен.
– Что? – тихо спросил Фокин.
Вместо ответа Свиридов потянул на себя свой миниатюрный компьютер-ноутбук, который даже сейчас был при нем, и произнес:
– Ты знаешь, что это?
– Ноутбук.
– Верно. Но это еще и бомба. Причем бомба в прямом и в переносном смысле. В этом ноутбуке – все о моей работе и многое о работе Климовского и Бородина. И – махинациях БАМа. База данных защищена моими личными кодами. Тот, кто попытается получить к ней доступ и не введет правильных кодов в течение двадцати секунд, получит взрыв ста граммов пластиковой взрывчатки. Вот так.
– И что же ты... хочешь сделать?
– Я передам эту информацию прокурору Никитину. По крайней мере, он самый порядочный прокурор, которого я когда-либо видел в жизни.
– Никитину-у? Но это же... но это же твой смертный приговор!
– Да нет... только пожизненное заключение.
Фокин поднялся с лавки:
– Не надо этого делать, Владимир...
– Тебя не поймешь, Афоня, – оборвал его Свиридов. – То ты говоришь, что нельзя вести себя как продажная сука и продавать кровь брата, теперь встаешь в позу и говоришь прямо противоположное.
– Но не так же!
– А что ты предлагаешь?
Фокин смешался и, обхватив голову руками, пробормотал:
– Я не знаю... не знаю...
– Или сделать так, как я сделал это в Питере, когда перестрелял половину причастных к убийству моего дяди? – холодно проговорил Владимир. – Нет. Не хочу. Там было совсем по-другому. Да если бы я даже и захотел уничтожить Климовского, Бородина и иже с ними... зачем? Я ведь точно такой же, как они. Только еще хуже. Нет... – Свиридов поднялся с лавки и, прижав к себе ноутбук, решительно выговорил: – Я решил верно. Завтра утром ты и я встретимся с Никитиным. Так будет справедливо. Для меня и для всех. Да... с Никитиным.