КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ
Шрифт:
Кинф покраснела.
– Я никому не говорила, – произнесла она, – но я перечитывала его много раз. Я… оно мне понравилось, оно волновало меня, хотя я и не понимала всего…
– Зачем же пожаловалась отцу?
– Не знаю; возможно, я была так потрясена, что просто не знала, что делать – и мне очень хотелось поделиться с кем-нибудь, рассказать…
– Нужно было рассказать Крифе.
– Он был мальчишкой; и поднял бы меня на смех.
Они помолчали.
– Ты поэт, – пробормотала она. Они помолчали еще немного; но что-то не давало ей покоя, она возилась и крутилась, устраиваясь то так, то этак, и он уже не мог подавить улыбки.
– Ну что еще? – спросил
– В том письме… ты сказал, что помнишь! В том письме ты так странно написал…
Он расхохотался, зарылся лицом в её растрепанные волосы.
– Я не писал там ничего странного, – ответил он. – Я написал много неприличного, того, чего не полагалось бы говорить невинной девушке. Но сейчас я могу тебе сказать – я сейчас сделал все, что там обещал, и даже то, чего не обещал. Ты довольна? Об этом ты хотела спросить?
– Бесстыжий! – воскликнула она, краснея.
– Будешь обзываться – я повторю. Сначала вслух. Розой я назвал вот это самое местечко…
С минуту они возились, борясь – первая милая любовная ссора, скорее игра, чем настоящая гроза, – а затем снова затихли, обнявшись.
– Ты первый в моей жизни, кто назвал меня красивой, – произнесла она наконец, когда они снова устроились на отдых. – И тебе первому я поверила. Раньше я слышала от моих нянек, шепчущихся по углам, что я слишком угловата и нескладна, и только и есть во мне хорошего, что порода, а остальные, если говорили мне, что я красива, просто льстили мне и были так неискренни, что я думала, что безобразна…
Он снова усмехнулся, крепче прижав её к себе.
– Коли б ты была безобразна, – произнес он, – то одного твоего взгляда хватило б, чтобы покорить человека. Твоя самая большая краса – в твоих глазах. В них отражается и гордость, и печаль, и нежность, и чистота твоя. Ты чиста и невинна, и я всегда думал, что если б ты была королевой, ты была бы милосердна и сострадательна. Но если тебя это утешит и доставит удовольствие, я скажу, что ты достаточно хороша собой – по крайней мере, в моем вкусе. Но если мои вкусы не брать в расчет, то и для любого мужчины ты показалась бы соблазнительна и красива. Тогда… тогда ты была еще слишком молода, и твоя красота просто не расцвела как следует, а при дворе было слишком много прекрасных женщин, чья краса была идеальна, как красота статуй богинь. Конечно, юная несформировавшаяся девочка в сравнении с ними проигрывала. У тебя были хрупкие плечи и детское лицо. Теперь же, кроме породы, у тебя шикарная грудь и соблазнительные бедра, а твой маленький круглый нежный животик заставляет меня терять голову. Веришь мне?
Она фыркнула, краснея до ушей.
– После того, что ты сделал со мной?!
Его руки, обхватившие её, оказались прямо у неё перед глазами, и она заметила то, чего раньше не видела – странные шрамы, кольцом опоясывающие каждое запястье. Она в изумлении провела пальцем по белой коже, и он, почувствовав её интерес, спрятал шрам под ладонью.
– Что это такое?! – в изумлении произнесла она.
– Ничего; не обращай внимания.
– Как – ничего?! Это выглядит так, словно тебе отсекли руки, а потом приставили заново!
– Какое пылкое воображение!
– Отчего ты не хочешь рассказать?
– Вот любопытная женщина! Может, поищешь на моем теле что-нибудь поинтереснее?
– То интересное, о чем ты говоришь, подождет! Похотливый кобель…
– Однако, выражение для благородной дамы!
– Однако, поведение для верного возлюбленного! – ревниво парировала она. – Сейчас мне пришло на ум, что твоя любовь ко мне и к моему животику не мешала тебе встречаться с другими женщинами и говорить им…
Йонеон задумчиво приподнял брови.
– Все эти женщины ничего не значат для меня. У меня их было много, и разных – и красивых, и не очень. Но дело не в красоте, и вообще ни в чем-то определенном. Это все равно, что пить воду, когда хочется есть: сколько не пей, и как бы она ни была вкусна и чиста, ты все равно ею не насытишься.
– Тебе они нравились?
– Не ревнуй. Не скрою, я испытывал к ним страсть. Но ни одну из них я не хотел так, как тебя, и никого не любил кроме тебя, – он поцеловал её лохматую макушку. – И уж тем более не писал таких вещей, как тебе, голубка моя. Пойдем. Нам пора.
Словом, в самый глухой час, когда пьяные сонки с воплями справляли на улицах и площадях Мунивер отсутствие госпожи, а приличные горожане, крепко закрыв ставни, отправлялись спать в подвалы, из ворот города выехали двое ничем неприметных странника. На вид – оба сонки, в меховых плащах и шапках; охрана не стала разбираться, пропустила. А что такого? Один из них даже выпил с ними, не погнушался. Стал бы недобрый человек пить с ними? Да ни в коем случае!
И странники неторопливо продолжили путь, и растворились в ночи. Назавтра, когда охранники проспятся после веселой ночки, они вряд ли вспомнят, что кто-то проходил через их ворота, а если и проходил – то куда именно в город или из него. И следы двоих затеряются…
====== 1.ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ======
Многое, многое изменилось в королевстве, которое теперь трудно было называть так, ибо не было короля. А те немногочисленные войска, что все еще помнили, что когда-то они перешли горы и завоевали неведомую им страну, теперь встали под бело-золотое знамя. Но и их нельзя было назвать королевскими войсками, ибо они были слишком слабы, и отброшены на восток, заперты в своей столице. Пожалуй, это единственный город, сохранивший, однако, свое величие и выглядевший грозно, что все еще оставался в их власти, но и только. Что восток? Бескрайние поля, в которых одичавшие эшебы пасли свои табуны; запад же, с его могучими городами, с его рудниками, рабочими, охотниками и воинами был охвачен восстанием. Был еще север, богатый драгоценными камнями и серебряными рудниками, но на дороге в северные города в непроходимых Паондлогах стоял непобедимый Зеленый Барон, а связываться с ним и оспаривать у него богатства даже этой, не принадлежащей ему земли, у тех, кто засел в столице, не было… Юг? Сонки-завоеватели хорошо помнили эту дорогу, которую когда-то назвали Трактом Отчаянных, потому что немногие решались ступить на неё. Она вела через Аннару, Город Женщин, что само по себе, может, и неплохо. Но дальше, за стенами Аннары, начинались бескрайние поля, в которых терялись крошечные поселки, где жизнь текла неторопливо, словно время тут остановилось, а за ними – высились вершины гор Мокоа, что разделяют Эшебию и Пакефиду, и у подножия их разверзалась бездна, что называли Черными Ущельями. Говорят, на дне их бродили кровожадные безумцы и дикие псы-людоеды. Снова перейти Ущелья? Нет; и на это сил у армии сонков уж не оставалось!
По дорогам, раскисшим от весенней влаги и свободным теперь от сонков – сборщиков податей, – разъезжали теперь всадники – кто знает, с какими целями и куда они ехали? Вольный ветер развевал их флаги и волосы, и дыхание его обещало перемены. Прошлое ушло; исчезли с лица земли Палачи, и люди вдруг ощутили, что больше некого бояться, и можно без оглядки ложиться спать, и можно распевать песни (пусть даже и слегка шаловливого характера) и догонять голоногих девок в лугах, чтобы потом поваляться вдвоем под солнечным небом…