КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ
Шрифт:
Эльвира помолчала.
– Зачем? – повторила она спокойным голосом и тихонько вздохнула. – Зачем… как вы неблагодарны и эгоистичны, люди! Ты пришел ко мне через столетия разлуки и даже не спросил, как я жила, и где скрывалась – ты сразу начал говорить о своем Равновесии, которое, кстати, ни разу не поддержал за все эти годы! Этим занималась я; этому я посвятила всю свою долгую жизнь, все эти годы и столетия – и теперь, когда мне это стало не по силам, когда я устала и изнемогла, ты приходишь и спрашиваешь меня: «Эльвира, зачем?» А какое ты имеешь право меня спрашивать об этом?
На
– Но почему, Эльвира, ты не попросила помощи у меня? Я всегда был рядом; я никогда не покидал столицу. Я даже не знал, где ты! А ты… Ты могла прийти и …
– Не могла, – перебила его Эльвира. – Моя сила утекла и это уничтожило меня. Скоро, очень скоро я превратилась в чудовище, настолько мерзкое и противное, что мне самой страшно было смотреть в зеркала. Ты знаешь, что такое для женщины быть вечно молодой и при этом быть отвратительно старой? Да, я состарилась, состарилась на все свои сотни лет. Так я оплатила свою силу. Я вижу, ты состарился тоже, да, но даже в старости ты красив. У тебя густые седые благородные кудри, и прямая спина, целы зубы – ты себе не представляешь, какое это мучение, когда они сгнивают и ломаются, а потом начинают истираться челюсти, и кости становятся все тоньше и меньше, и жевать практически невозможно.
Твое лицо, хоть и покрыто морщинами, не несет маску старческого безумия и приятно. А моя старость лишила меня благообразия.
Я заплатила слишком дорого за силу и долгую жизнь; и я сделала для Равновесия больше вас с Фениксом. Я хочу уйти, и я уйду. Я отдала молодую принцессу в жертву Болотным духам, и моя молодость постепенно вернется ко мне. Не сразу, не сейчас, но я еще успею ею насладиться.
– Ты припомнила сейчас Феникса, – произнес Савари, – а ведь он оплатил куда большую цену! Он отдал жизнь, когда ему пришлось защищать Равновесие. Ты этого не помнишь? Или старость коснулась и твоего разума?
– С моим разумом все в порядке, старик, – ответила Эльвира. – Это я помню. С твоим разумом что-то не так. Разве ты сам не припоминаешь, что такое – Феникс? Он умеет возрождаться из пепла; он и возродился. Он до сих пор молод и красив, полон сил, и таких, какие нам с тобой и не снились, – Эльвира задумчиво и мечтательно замолчала, словно вспоминая что-то такое же свежее, как наступающая весна.
– Что?! – воскликнул Савари; её мечтательное настроение было ему безразлично.
– Да, именно так. Это он вынул Камень Рода Андлолоров, который он и вставлял, и помог мне вынуть камень, который вставил ты. Да, в свое время, когда он не знал, что бессмертен, он пожертвовал жизнью, чтоб спасти Равновесие, но, увидев меня сейчас, он сжалился и сам помог мне его нарушить, чтобы спасти меня.
– И это снова стоило ему жизни, – пробормотал Савари.
– Да. Он погиб ужасной смертью. И он знал, что так и будет, предвидел все муки, которые ему предстоят, и годы смерти. Он возродится только в следующее полнолуние, ах, нет, за два дня до него. Ты знаешь, что такое – три года смерти? А он знает. Что вообще ты знаешь о нас, которые все это время сами заботились о себе и о твоем Равновесии, которое нужно твоим королям – которые, кстати, кормили тебя, а не нас! Мог бы и сам расстараться для них!
– Ну, хорошо, – согласился Савари, – я не в праве оспаривать ваших с Фениксом дел; сделанного не исправишь. Но моя королева – как мне спасти её? Это меня волнует теперь; её цель – месть, и в этом наши пути совпадают.
– Ну так что же? – насмешливо произнесла Эльвира. – Насколько я припоминаю, заклятье касалось принца Зара, но не королевы Кинф.
– И это означает…
– Это означает, что как только Зар станет Кинф, заклятье уйдет. Твоей маленькой принцессе придется выступать открыто, не таясь, только и всего.
– Это будет означать смерть для неё, – напомнил Савари. Эльвира равнодушно пожала плечами:
– Вспомни Феникса – его это никогда не останавливало. Даже когда он был простым смертным.
– Но тогда, – осторожно произнес Савари, – насколько я помню, худо будет Тийне?
– Угу, – промычала Эльвира, потягивая свою трубку. – Она скоро погибнет, коли её возлюбленный покинет её. И, чем скорее Тийна будет разрушаться, тем скорее буду возрождаться я.
Савари поджал губы сурово.
– Теперь я верю, что Феникс жив, – произнес он. – Только он мог подсказать тебе такой жестокий и простой способ.
– Думаю, когда ему надоест бесконечно умирать, он сам прибегнет к нему, – ответила Эльвира. – А ты, старик? Тебя ничто не гнетет?
– Возможно, – ответил Савари, – только я сам буду отвечать за свои грехи. Спасибо, что хоть как-то помогла мне и… не стала драться со мной. Я чувствую, ты не всю силу отдала маленькой юродивой? И того, что осталось, вполне хватило бы, чтобы как следует намять мне бока?
Эльвира промолчала.
– У меня последний вопрос, – произнес Савари, словно только вспомнил об этом. – Камни, вынутые Камни – куда вы дели их с Фениксом? Или это ваш секрет?
– Один я положила в могилу Феникса, – просто ответила Эльвира, – чтобы он охранял его, и чтобы мародеры не растащили кости Феникса – ему, знаешь ли, не нравится потом собирать по всему белому свету свои ноги и руки. Один в виде осколков украшает шею Тийны – он не вынес той силы, что я отдала ей, и рассыпался. Третий… он у Тийны. Я заключила с ним мир, и он в обмен на помощь попросил власти – той, о которой еще помнит. Думаешь, почему Эшебия все еще в огне? Он снова пьет силу.
– Ты с ума сошла! Как ты могла допустить это!
– Это было платой за мою свободу, – спокойно ответила Эльвира. – Свободу и безопасность.
– Ты…
– Что – я, старик? Ты пришел обвинять меня в эгоизме? Только позволь заметить, ты сам более эгоистичен, чем я. Ты сердишься, что я нарушила Равновесие, которое сейчас нужно одному лишь тебе, и пропускаешь мимо ушей то, что это было нужно мне. Уходи и не смей грозить мне. Ты, конечно, можешь убить меня, чтобы выместить на мне свою злобу и бессилие, но знай – когда воскреснет Феникс… У тебя не будет шансов прожить еще хоть сколько-нибудь, и даже если ты победишь – что ж, он подождет до следующего раза, ибо он после всякой смерти воскресает, а ты – нет.