КИНФ, БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ПЕРВАЯ: ПЛЕЯДА ЭШЕБИИ
Шрифт:
Видно было, что он очень старается не сорваться на истошный визг посреди своей полной достоинства речи; на лбу его выступили крупные бисерины пота, но он твердым шагом прошел к трону и уселся. Зар с почтительным поклоном отступил, и Чет перевел взгляд на дочь.
Перевел – и смолк, пораженный. Тийна сидела с открытым лицом, презрев всякие моральные устои, и насмешливо смотрела на отца. Нарочито медленно она отвернулась, демонстрируя ему прекрасный цветок на щеке, и снова глянула насмешливо ему в глаза. Что, говорил её бесстыжий и яростный взгляд, что теперь ты скажешь, отец? Повернется ли язык назвать
Чет взмок от этого взгляда и с трудом проглотил ком, застрявший в горле. Шут положил ему руку на плечо, но и этого было мало, чтобы почувствовать себя в относительной безопасности.
Пьяненькая сонская знать с воплями чествовала молодых (не ври, Черный! Они просто в очередной раз напивались в дымину, не вникая в подробности повода – это называется «не вижу повода не выпить»), откуда-то раздался тост, и околдованные Тийна и Кинф обернулись к пирующим, отведя свои кровожадные глаза от изнемогающего от страха царя (и слюна закапала с алчущих крови клыков).
– Веришь мне теперь? – прошептал Шут, склонившись к уху Чета. Тот нервно вздрогнул.
– Голова твоего отца, – хрипло проговорил демон губами Кинф (нахохотался, бедный, до хрипоты), – и мы сегодня же обвенчаемся в храме Чиши.
– Да, муж мой, – смиренно и страшно ответила Тийна и встала с трона, склонившись перед отцом. – Отец, сегодня счастливый и святой день. Поздравь нас и благослови.
Чет снова встретился взглядом с беспощадными, неумолимыми глазами Тийны и поспешил подняться, чтобы не смотреть на неё больше.
– Пусть боги даруют вам вечное счастье, – пожелал он.
*********************************************
Мир все плавился и расплывался, и неверные звуки заставляли запутываться в лабиринте поиска, а где-то голос звал к себе, манил и убегал, и смеялся, а позади крался страх и накрывал своей тенью небытие, и царила над всем этим непроглядная темнота и бездна, а в глазах прятался демон, и улыбался, скалился, и голос был подобен рычанию чудовища в пещере. И дрожал в испуге неясный свет факела, люди смеялись, и звенели чаши, удушливо пахло вином, и волосы становились дыбом от жуткого одиночества… одиночества и пустоты…
***************************************************
Сам-то понял, чо сказал?
**************************************************
– Принц Зар, не желаете ли слегка поразвлечься? – принц перевел взгляд помутневших глаз на Чета, и тот мужественно выдержал его. Звон чаш и пьяные голоса пирующих едва не заглушали его голос, но Зар все-таки услышал его… словно готов был услышать… словно прислушивался нарочно, к каждому слову, к каждому звуку… – Мой Шут – лучший поединщик в стране. Почему бы вам не сразиться, не показать свое умение, не похвастать перед невестой? Этот шуточный поединок будет частью праздника…
На миг демон спрятался, утих, ушел торопливо в темные уголки сознания, и глаза Кинф прояснились. В них мелькнула настороженность и нехорошее любопытство.
– После столь сытной еды? – спросила она с холодной улыбкой. – И такого хорошего вина?
Чет почувствовал, как рядом настороженно шевельнулся Шут. Слабое трение
«Шут был прав! Я принял в доме своем врага… женщину-кинф, как почетного гостя! О, боги, простите мне мой невольный грех, простите, не карайте верного слугу вашего!»
– Это всего лишь шутка, – собственный голос был чужд, но тверд. Краем глаза Чет увидел слабую полосу розовеющего неба за окном, вздрогнул всем телом, ощутив, как пот катится градом по спине. Рядом на троне напряглась Тийна, подалась вперед, словно собиралась прыгнуть вперед, на отца, и перегрызть ему горло. Губы её принужденно улыбались; глаза метались с одного лица на другое: отец – Кинф. Притихла пьянствующая знать; странно, но, кажется, она чутко реагировала на каждое недовольное движение одной только брови принцессы, и Чет с тоской подумал о том, что по единому её слову те люди, которых он – он! – возвеличил и поднял, обласкал и пригрел, кинутся на него…
«Скорее бы утро!» – подумал он. Внезапно его целью стало лишь одно желание – просто пережить эту душную, пугающую его ночь.
– Хорошо, – внезапно легко согласился принц Зар, разряжая обстановку. Его согласие, как глоток свежего воздуха, прокатилось по залу, и расслабились напряженные руки и спины, разгладились посуровевшие лица, появились несмелые улыбки. Зар легко подскочил и сбежал по трем ступеням в зал, в свободное пространство между пиршественных столов. С легкой усмешкой (вопреки всем прогнозам Шута) умело вынул меч и трижды взмахнул им, рассекая воздух, искусно работая кистью. Тийна сидела молча и так прямо, словно вместо позвоночника у неё был вставлен стальной наипрямейший прут; руки её накрепко вцепились в подлокотники трона, словно хотели раскрошить отполированный камень. Шут, снова шевельнувшись, оставался в страшном напряжении, и Чет невольно смахнул с лица горячие соленые капли, задыхаясь.
По залу прокатился смешок, как легкий всплеск, затем – хохот: маленький тощий приезжий выступал против Шута, мало того, что искуснейшего поединщика, но еще и выше и мощнее приезжего… Жаль мальчишку, калекой будет он на свадьбе, если не пожалеет его злой Шут.
– О-о, я удивлен вашей смелостью, – прошипел Шут, лицом к лицу оказавшись с приезжим. Его рука плавно поднялась вверх, направляя узкую холодную сталь прямо в сердце сопернику. Шут выстроился в изящную и красивую позу Выжидания (жаль, не было знатоков, которые могли бы по достоинству оценить её изысканность и сложность!), и приезжий ему на удивление так же умело и точно встал напротив в позе Танцовщика, сжав меч тонкими руками.
– Надеюсь удивить вас еще больше, – ответил он, и меч его слегка дрогнул – тонкий знак к началу боя, вежливое приглашение ударить первым. – Сойдет ли разрубленный воротник за знак победы?
– Несомненно, сойдет, – вежливо ответил Шут. – Но поединок все-таки шуточный, так что постарайтесь уж оставить мне на месте голову… – и он едва успел задержать сверкающую плоскость, опустившуюся так быстро, как это делают первые лучи рассвета. Дружный гогот по поводу последнего замечания Шута – ну как же, искусный воин просит у мальчишки сохранить ему жизнь, ну и насмешил, Шут! – перешел в такой же дружный «ах!», и Тийна, ликую, с воплем подскочила на ноги: