КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ
Шрифт:
И измученный Торн усмехался, кривил разбитый рот, секунду назад выплюнувший кодовую фразу, да нет, целый рассказ, который не мог бы никто угадать наобум.
Паладин понял Торна; терпя немыслимые муки, он просто тянул момент. Он хотел, чтобы меч, верная Айяса, оказалась в руке Зеда точно, прочно, надежно, чтобы он ухватил ее всей пятерней, всей ладонью, наверняка, и никто не смог бы вынуть ее, заметив, что оживают его оцепеневшие пальцы..
И так оно и произошло.
– Хитрый, ах, какой хитрый, – протянул паладин, кривясь от боли. Его рана, безусловно, болезненная, не была, однако ж, смертельной. Его
Зед, внимательно следя за паладином, корчащимся в углу и за беснующимся Воканной, заходящемся в крике, быстро освободил Торна, перерезав удерживающие его ремни. Израненный Торн свалился на пол, словно куль с мукой. Но, несмотря на это, он сохранял вид сосредоточенный и напряженный, так не вяжущийся с его состоянием.
Осмотрев друга наскоро, Зед, ни слова не говоря, переместился к Уру. В полутьме его глаза сверкали, как стеклянные.
– Твой корабль, – четко ответил Торн, усаживаясь и прислонившись спиной к стене. Он болезненно кривился, его обожженная нога покраснела и распухла, и Торн никак не мог ее устроить поудобнее, от всякого движения она дрожала мелкой дрожью, но и это не мешало Торну считать. Он все еще считал! – И вместе с ним весь этот мир.
– Весь мир! А не много ли заломил?
– В самый раз. Сейчас Зед убьет тебя, и мы навсегда закроем ваш портал. Более того – я сделаю так, чтобы вас вообще никогда не было, чтобы вы не рождались.
– Хитрый, сволочь, – протянул паладин еще раз. – Твой расписной друг и тебя угостил чем-то, да? Сам побоялся пить свое пойло, и тебе предложил, да?
– Ему это пойло и не помогло бы, – отрезал Торн. – Я – расчетчик, Равновес. И благодаря Уру, я – самый сильный и самый совершенный из всех существующих на этой планете.
Зед освободил и Ура. Тот стоять не мог совершенно. Свалившись с ног, он почти потерял сознание, и его отвратительно вырвало.
Воканна меж тем затих. Кажется, его хватил удар, или просто он потерял сознание от кровопотери. Лицо его выглядело ужасно. Зед отсек ему правую половину лица, срезав с костей мышцы, и Воканна теперь смотрел бельмом закатившегося глаза, который просто лишился нижнего века и торчал, как жемчужина, в кровоточащей плоти, и усмехался до ушей всеми своими зубами с правой стороны. Челюсть не держалась на месте, и кровь булькала и пузырилась, затекая в горло.
– Встань на колени, – велел Зед сухо паладину, – я отсеку тебе голову быстро и безболезненно.
Паладин, зажимая рану на груди, хрипло рассмеялся.
– Что? – произнес он сквозь свой булькающий смех. – Как?! Ты думаешь, я соглашусь?
Зед оставался невозмутим. Он молча смотрел на этого скривившегося от боли человека, на его скрюченную, кособокую фигуру, неловко отступающую от него, и стоял неподвижно, опустив свой меч.
– Я думаю, ты согласишься. – ответил он, ничуть не смущаясь.
– Это разумнее всего, – подтвердил Торн рассудительно. – Послушайся его!
– Как бы не так! – прокаркал паладин. Зашелестела сталь, и сверкнул знакомый страшный клинок с зазубринами. – Я вижу – ты все еще обращаешься. Посмотри на себя – твоя кожа белая как мел! А я кое-что смыслю в обращениях. Ты еще не регеец; на обращение в настоящего регейца у тебя годы уйдут,
Зед сердито набычился и засопел свирепо.
– Это ты верно подметил, – зло проговорил он, – я еще не совсем регеец. Но и тех знаний, какими я обладаю, мне достаточно, чтобы убить тебя, даже не отрубая тебе головы. Ты, глупец, просто не знаешь ничего о тех, с кем собрался воевать – о регейцах.
*******************
«Ты недооцениваешь мою мощь!» – сказал Черный пафосно, и за его спиной Голливуд взорвал Мустафар.
Ну, как-то так.
******************
====== 3. ПОБОЧНЫЕ ЭФФЕКТЫ. ЧЕТЫРЕ ВЕТВИ.ПЯТЕРО ПОД ТОРНОМ. ======
Черный не стал бить сразу же – о нет. Что-то в нем изменилось в тот небольшой промежуток времени, пока он обращался, и теперь он просто не мог напасть иначе, как после объявления войны. Рыцарь-регеец не позволил бы ему этого.
Он отсалютовал паладину – противник, конечно, потенциально слабее, да и ранен, – и встал с боевую стойку.
– Я искалечу тебя, – произнес паладин, поднимая свою страшную металлическую клешню. – Я убью тебя, и твою голову принесу своим людям, чтобы они посмотрели в глаза – пусть и мертвые, – тому глупцу, который осмелился встать у нас на пути, и поверил в то, что сможет нас остановить.
– Я убью тебя, – ответил ему Зед спокойно, – и свою победу я посвящаю своему Дракону и своему миру, защищать который я был рожден.
Паладин не стал дожидаться конца речи Зеда, и напал – его выпад был быстр, неожиданен и опасен, как бросок кобры.
Но все же Зед отразил его, и Айяса прочертила первую алую черту, первую линию на теле паладина, из целой вязи букв настоящего регейского Посвящения.
Торн сидел, привалившись спиной к стене и прикрыв глаза; Ур, в полузабытьи лежащий на полу, слышал его счет – даже сквозь лязг оружия, даже сквозь крики боли паладина, на теле которого Айяса все писала свою безжалостную оду смерти.
Торн считал неторопливо, тихо; теперь его счет не был таким сосредоточенным и четким, как щелчки секундной стрелки в часах. Каждый новый отсчет теперь был мягок и совпадал с дыханием Торна. У того даже оставалось время, чтобы подумать, и в его голове, словно шелест древних страниц, проскальзывали отрывки каких-то историй.
«…посвящение регейцев – это очень страшная и безжалостная вещь. Нынешнее посвящение Драконам – лишь бледная тень его. Регейцы, в точности зная строение тела человеческого, не просто ранили свои жертвы, не согласившиеся уйти с пути стража и вызвавшие его гнев. Регейцы обездвиживали своих жертв, перерубая им нервы, точно зная, где они проходят под кожей, и повреждение какого из них заставит разгибаться по одному пальцы, сжимающие рукоять меча. Затем регейцы перерубали кровеносные сосуды, покрывая кожу множеством мелких ничтожных порезов. Однако, каждый из них кровоточил, и кровь было не унять, и жертва обессилевала, истекая кровью. Затем ударом в сердце, точным уколом, чуть коснувшись его, регейцы завершали бой. Человеку не обязательно было отрубать голову – он все равно был мертв. Обычно в назидание другим врагам и для устрашения их такого человека оставляли в живых и выкидывали где-нибудь возле лагеря неприятеля. Но ни один знахарь не мог выходить раненного регейцем, и тот умирал в страшных муках».