Киносценарии и повести
Шрифт:
Судорога удовлетворенного чувства справедливости сотрясла Гаврилюка.
Капитан прыгнул в черный дредноут и ловко пустил его задним ходом между плотно обступающими гаражами. Особенно эффектно проходил он повороты, где, казалось, и мотоциклу-то одиночке не пробраться без ущерба.
Алина все поцокивала каблучками в лунной раннемартовской ночи, дредноут полз сзади бесшумной тенью. Алина обернулась раз, другой и вдруг взглянула на себя со стороны, глазом, скажем, наглеца-капитана: деланно скорбную (муж как-то в мгновенье, на пятой секунде после циркового открытия гаражной двери, стал посторонним; более того: тревога этих дней и ночей, изматывающий
Шестым что ли чувством уловил наглец эту улыбку?
– однако дредноут тут же подплыл, остановился, распахнул дверцу. Алина скрылась внутри. С неожиданной прытью "Кадиллак" не "Кадиллак" развернулся и весело газанул вдаль!
3. ГДЕ БЫ ВСТРЕТИТЬСЯ НЕНАРОКОМ?
– Что ж!
– резюмировал блистательный полковник.
– Тем лучше, если знакомы.
– Мне показалось, - вернулась Алина из странного, амбивалентного своего воспоминания в кабинет, - что он не любит, когда висят у него на хвосте. Одинокий волк.
– Кто ж любит?!
– риторически вопросил полковник.
– А вы что, уже пробовали?
– Так!
– сделала Алина неопределенный жест.
– Ну, эта беда - не беда. Поможем. Вызовем. Поговорим. Прикажем. Дадим официальное предписание.
– Не пойдет, - отозвалась повеселевшая Алина.
– Не пойдет?!
– Если уж ваш Пиф-паф ой-ой-ой и впрямь независимый и талантливый! Да вдобавок еще и! порядочный - предписание от начальства в смысле доверия будет мне худшей рекомендацией.
– Ну, знаете!..
– попробовал было возмутиться полковник, но Алина перебила:
– Подскажите лучше, где б я могла его встретить случайно. А вот если мне впоследствии понадобится ваша помощь!
– Где встретить?
– задумался полковник (идея Алины ему понравилась).
– Да где угодно! Знаете, например, "Трембиту"? Кооперативный ресторанчик.
– Еще б не знать, - кривовато усмехнулась журналистка.
– Свадьбу справляла.
– Тем более. Мазепа редкий вечер его не инспектирует. Там в прошлом году случилось убийство. Единственное нераскрытое преступление на территории капитана. Автоматы, браунинг редчайшей марки "зауэр", пальба! С тех пор он оттуда и не вылазит. Заело, наверное.
– Только имейте в виду, - поднялась Алина из-за стола.
– Я вам ничего не обещала.
– Какие могут быть обещания между свободными людьми?!
– поднялся из-за стола и полковник.
– Просто мы пытаемся повернуть взор прессы на наиболее ярких наших работников. Вот и весь наш интерес. Да и сами посудите: человек, не имеющий за одиннадцать лет работы ни одного нераскрытого преступления!.. Ну вот, кроме этой "Трембиты".
– Да двух покушений на него самого, - донеслось из дальнего угла.
– Ох, простите, - сделал вид полковник, что опомнился.
– Не познакомил. Шухрат Ибрагимович, ваш коллега и земляк. Из Москвы. Представитель пресс-центра МВД СССР.
Шухрат Ибрагимович вышел на ковер, изящно склонясь, поцеловал алинину ручку.
– Петро Никифорович насчет коллеги, конечно, польстил. Журналистика дар!
– повертел Шухрат Ибрагимович рукою в направлении эмпиреев.
– Так, сотрудничал кое с кем. Был, можно выразиться, соавтором. А перо - тяжелое. Сам и страницы удобочитаемой написать не способен. И тем не менее, Алина Евгеньевна, позвольте совет полупрофессионала?
– Вообще-то, - отозвалась Алина, - к бесплатным советам доверия у меня!
–
– Сам таков. Но я с вас, если настаиваете, и пару рубликов могу взять.
– С гонорара, договорились?
– Э, нет! С гонорара - коктейль! В "Трембите"! И четыре пирожных.
– Шухрат Ибрагимович у нас - редкий сластена!
– отрекомендовал полковник.
– Ну, советуйте, советуйте!
– нетерпеливо подогнала Алина.
– Хотел предложить вам такой вот парадоксальный взгляд! парадоксальный поворот. Сам бы воспользовался, да талантом Бог обделил. У Богдана Ивановича за одиннадцать лет, как верно заметил Петро Никифорович почти стопроцентная раскрываемость. Но - почти! Анализ неудачи гения! Я имею в виду как раз "Трембиту". Каково, а?.. Пару рубликов заработал?
– Посмотрим, - сказала Алина, которой почему-то плохо шутилось с Шухратом Ибрагимовичем, и, кивнув, пошла к дверям, где и столкнулась с секретаршею, едва не выбив из ее рук поднос, нагруженный всякой всячиной, пирожных среди которой, правда, не было.
– За смертью тебя посылать!
– прокомментировал полковник.
4. ПИФ-ПАФ, ОЙ-ОЙ-ОЙ!
Странное дело: почти два года жизни, а после смерти мужа Алину со Львовом не связывало почти ничего: несколько десятков приятных воспоминаний, которые, в сущности, полностью нейтрализовались впечатлениями той мартовской ночи меж гаражей, да двухкомнатная квартира в хорошем районе, наследницею которой Алина автоматически оказалась, то есть давно пора было возвращаться в Москву, к родителям, а Алина все медлила, медлила! Конечно, не очень-то хотелось снова оказываться в зависимом положении родительской жилички, но врастать и во львовскую жизнь, устраиваться куда-то на службу (деньги с книжки потихоньку проедались, сходили на нет) не прельщало тоже: одно дело - писать для удовольствия статью-другую-третью в год, иное - тянуть лямку. Во время беседы с не очень понравившимся ей полковником Алина совсем уж решила отказаться ото всякого с ним сотрудничества, замотивировав отказ именно возвращением домой, а уж замотивировав, как бы и взяла б на себя это обязательство, но, едва всплыл в разговоре капитан Мазепа, как, сама не дав себе отчета, от решения своего отказалась. И теперь вот третий уже вечер бессмысленно (капитан не являлся) торчала в "Трембите", с кооператорской широтою души и безвкусицей переделанной в ресторанчик из общепитовской пельменной.
Кавказской наружности немолодой юноша подсел к Алине за столик, достал из кожаных доспехов бутылку молдавского коньяку.
– Саставьишь компанию, а? А то и вчера сидела адна, и пазавчера! Вроде и не страшненькая!
Алина смерила юношу взглядом, достала из лаковой коробочки дорогую сигарету (кавказец тут же подал огня).
– Составлю, - ответила, выпустив дым.
– Только не приставай, ладно?
– Что, неприятности?
– Ага, - кивнула Алина с повышенной серьезностью, выдающей издевку. Переживаю.
– Я вот тоже пережьиваю, - кивнул немолодой юноша и разлил коньяк по рюмкам.
– Будем здоровеньки. Или как там у вас говорится: здаравеньки булы?
Алина выпила, пристально-невидяще посмотрела на кавказца, который меж тем продолжал о чем-то болтать, и подумала:
"А что? взять и позвать! И - здаравеньки булы! Сколько можно спать в одиночку в холодной, широченной, где что вдоль, что поперек, кровати?! Он, в конце концов, сам виноват!" и тут же, до этого "сам виноват" додумав, расхохоталась вслух, ибо сам, как ни крути, означало Мазепу.