Киносценарии и повести
Шрифт:
17. ГАДЮЧНИК У ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ
– Д-дальше?
– нетвердо, заплетающимся языком переспрашивает опустившаяся алкоголичка лет пятидесяти, в которой только весьма извращенное воображение способно узнать ту юную гордую красавицу: "Будущей знаменитости - от меня"!
– Д-дальше - К-коляня свистнул!
– Свистнул?
– не очень соображает Алина.
– А-га, - подтверждает бывшая красотка.
– Вот так, - и, оперев локти о грязную, в пивных лужицах, в рыбной чешуе пластиковую столешницу, вставляет в рот два пальца и шипит.
– В общем, не важно, - резюмирует, удостоверившись, что свиста
– И что же? Они послушались?
– позволяет себе Алина усомниться.
– Они-то? Как миленькие! Стоят - прям' школьники, головы опустили. Один только залупнуться попытался, молоденький такой. Ты ж сам, говорит, сказал! А Коляня ему: заткнись, мол, и матом, матом. Вот так вот приблизительно!
– Не надо, - поморщилась Алина.
– Ради Бога - не надо!
– А-а-а!
– протянула женщина и высунула язык.
– Не н-нравится?! Брезгуешь?
– Не нравится, - твердо согласилась Алина и невнимательным взглядом в который ужа раз обвела жуткую эту пивную забегаловку на задворках.
– А что Богдан?
– Что Богдан, спрашиваешь? Ты мне пивка еще принеси пару кружечек, а то совсем что-то память отшибает.
Алина брезгливо взяла за нечистые ручки порожнюю посуду, пошла к стойке.
– Б-богдан?.. А что - Богдан?..
– бормотала меж тем алкоголичка.
– Ну да, - соображала Алина, стоя в очереди к крану, которым управлял молодой крепкий парень, сам явно непьющий.
– Богдан был без сознания. Богдану потом впарили, что это Коляня его спас.
– Алина и не заметила, как сама - мысленно, во всяком случае, принялась употреблять жаргонные словечки.
– На всю жизнь впарили! Привили чувство неистребимой благодарности. А как спас, как у него получилось!
– мелочами Мазепа не интересуется. Верит в сильного человека и считает, что все тому по плечу. И подружка, конечно, ничего не рассказала. Коляня отговорил. Припугнул. Хороша подружка! Не-ет, так запросто люди не спиваются!
Пива, наконец, налили. Алина, оберегая ношу, славировала между пошатывающимися мужиками. Былая красавица хватанула полкружки сразу, вытерла рукавом губы.
– И ничего у нас после этого с ним не склеилось! Богдан ходил, конечно. Гордый был! Сам себе доказывал, что не боится. Коляня вокруг него и так вился, и эдак. Только все равно - ничего у нас с Богданом не склеилось! А и чего могло быть? Мне - семнадцать, ему - пятнадцать. И семьи, можно сказать, разные. Воспитание. Красота красотою, а воспитание!
– и алкоголичка значительно подняла указательный палец.
– Потом родители увезли его куда-то. На лето!
Первая любовь допила пиво и добавила, следуя своей логике:
– Я всегда знала, что его убьют!
– Кого?
– испуганно спросила Алина.
– Богдана?
– Коляню, Коляню!
– усмехнулась первая любовь.
– Богдан - непотопляемый. Заговоренный, - и отхлебнула из другой кружки.
– Даже странно, что так поздно убили! Нарывался! Наглый был чересчур!
– Так вы, выходит, сейчас совсем одна?
– Алина никак понять не могла, жалко ей эту несчастную или не жалко.
– А я и всегда совсем одна была, - равнодушно сообщила несчастная. Ну, подкинет он мне тыщу. Ну, прогуляем ее!
– А кто убил, не догадываетесь?
– Я?
– изумилась алкоголичка и
– Догадываюсь? после чего пьяно, истерично, надолго расхохоталась.
– Да если б всех, кто Коляню с удовольствием убил бы, собрать - они в эту ресторацию не вместились бы!
– А, может, этот?
– с нелогичной надеждой спросила Алина.
– Ну, который! Ты же, который, говорит, сам сказал! А?
– Этот?
– снова расхохоталась женщина.
– А чего? Может, и этот! Только навряд. Его и самого уже давно в живых нету!
– хохотала, хохотала, хохотала!
(Алина, впрочем, еще прежде чем спрашивала, прекрасно понимала, что не этот).
Хохот первой любви перешел в истерику, в припадок. Алина тронула женщину за плечо, та не отреагировала, и Алина поняла, что, кажется, не жалко. Ей самой даже как-то грустно стало от того, что не жалко, но поделать она не могла ничего, разве что перед самой собою притвориться Алина и притворилась.
– Я пойду, ладно?
– спросила виновато, робко и, не дожидаясь окончания истерики первой любви, со всех ног побежала из гадючника - мимо каких-то облупленных железобетонных заборов, мимо железнодорожной насыпи, мимо, мимо, мимо!
Впрыгнула в "Оку". Спрятала лицо в ладони рук, опертых о колени.
!Юная красавица склонилась над недвижимым Мазепою: жив ли?
!Молоденький парнишечка глядел на расходившегося Коляню не с укором даже - с изумлением: ты же сам, понял, сказал!
!сам сказал!
!сам!
"Нет!
– встряхнулась Алина, включила мотор.
– Не такой Мазепа человек, чтоб таиться, чтоб двадцать лет выжидать!"
Тронулась, миновала два светофора и, остановившись у третьего, сама себе возразила:
"Но что-то в этом все равно есть!"
18. ШУХРАТ ИБРАГИМОВИЧ ВЫХОДИТ ИЗ-ЗА ПОРТЬЕРЫ
Автор вполне готов предположить, что Алина, увлеченная одновременно своей любовью и своим расследованием, не умея отдать предпочтение ни тому, ни другому, причем, следует заметить, один предмет с другим входил понемногу во все более острый конфликт, подобный тем, что разрабатывали французские экзистенциалисты семнадцатого века: Корнель и Расин, - автор готов предположить, что Алина и думать забыла про полковника в белом, и запустившего - в соавторстве с судьбою - в ход всю эту историю (сам автор, во всяком случае, практически забыл) - полковник же в белом про Алину помнил всегда, а в один прекрасный день прямо-таки пригласил ее в свой обширный комфортабельный кабинет.
– Черная неблагодарность, Алина Евгеньевна, черная неблагодарность, начал, едва Алина появилась в дверях.
– Я предоставил вам столь уникальную для журналиста возможность, а вы только пару раз ко мне и заглянули. И то все как-то в суете, в суете, за разрешениями, за позволениями. Да что вы по стойке смирно-то стоите? Присаживайтесь, присаживайтесь! Помните, как вольно вы себя вели, когда впервые оказались в этом кабинете? М-да-а! удивительный все-таки феномен - советский человек. Даже такой сравнительно независимый, как вы. Вроде бы и не служите у меня, такая же вроде свободная, как и раньше. А вот походили к нам месячишко-другой - и пожалуйте: по стойке смирно! Шучу, шучу! Не делайте губку! Хотя, как известно, во всякой шутке, ха-ха, есть доля шутки. Ну, как продвигается сбор материала?