Кинжал с мальтийским крестом
Шрифт:
Графиня потянулась к Александру, закинула руки ему на шею и жарко поцеловала. Он испугался, что Юлия вновь захочет большего – слишком уж горячим и требовательным оказался этот поцелуй. Однако дама отступила и, натянув перчатки, направилась к выходу. Кучер, так и не получивший от хозяина указаний, не распряг лошадей: коляска всё ещё стояла у крыльца. Щварценберг распорядился отвезти гостью домой. Глядя вслед экипажу, он старался понять, нужны ли ему завязавшиеся сегодня отношения, но так и не смог честно ответить на этот вопрос. Решив, что жизнь сама всё расставит по местам, а пока незачем ломать голову, Александр позвал камердинера и стал собираться на вечерний раут. Сегодня он сопровождал свою милую кузину и немилую мать в гости. После столь экстравагантного свидания ехать никуда не хотелось.
«Мать обещала, что танцев не будет, только музыкальные номера и ужин, – вспомнил Шварценберг. – Значит, всё будет не так уж и плохо. Пение московских барышень я как-нибудь вытерплю, ну а ужин после нынешнего экспромта – штука очень даже полезная».
Глава седьмая. Бал в Благородном собрании
С того памятного ужина, когда Александр назвал её ангелом и поцеловал ей ладонь, прошла неделя, но Лив так и не смогла понять, как же кузен к ней относится. Он послушно сопровождал Лив и баронессу на приёмы и музыкальные вечера, а сегодня даже собирался поехать с ними на бал в Благородное собрание. Но жёсткое напряжение разлада, искрившее меж матерью и сыном, превращало милого и сердечного Александра в безупречного и равнодушного князя Шварценберга. Весёлый и заботливый друг исчез – осталась лишь красивая оболочка без малейшего проблеска чувств. Александр больше не шутил, не говорил с Лив о поэзии, казалось, он просто не замечал её.
Почему же он так изменился? Как будто ничего и не было… А может, и впрямь не было, и Лив просто ошиблась? Сомнения, одни сомнения… Что ей ещё оставалось? Только надеяться, что свинцовые тучи когда-нибудь рассеются и откроют небесную лазурь, а ледяной панцирь, сковавший душу кузена, наконец-то растает. Нынешним вечером их ждал бал. А вдруг ей повезёт и случится чудо – вдруг солнце выглянет именно сегодня? Дай-то бог! Сколько разочарований может выдержать сердце? И сколько часов ледяного молчания?..
В карете царило ледяное молчание. Александр понимал, что он должен заговорить первым, но мать так его раздражала, что не хотелось даже смотреть в её сторону. Хотя, если уж быть до конца честным, изрядную лепту в его хандру вносила и новая пассия. Искренне убежденная, что все вокруг должны быть счастливы от одного её присутствия, Юлия бесцеремонно вмешивалась в его жизнь. Она сама назначала время свиданий, приезжала к нему без предупреждения и с каждым днём становилась всё настойчивей. Она хотела владеть любовником безраздельно.
– Алекс, я считаю, что теперь ты можешь сопровождать меня на балы и приёмы, – заявила Юлия сегодня утром. – Я замужем, поэтому имею право появляться в обществе с кем захочу. А ты вообще совершенно свободен.
Александр представил себя входящим в московские гостиные под руку с Юлией, и ему стало тошно. Мелькнула шальная мысль прямо сейчас разорвать эту обременительную связь. Но как он мог обидеть женщину? Да никак… Пришлось срочно искать приличную версию для отказа:
– Я отнюдь не свободен. В Москве живёт моя мать, есть и другие родственники. К тому же я жду назначения на высокий пост в Министерстве иностранных дел. Пойми, мне совсем не хочется испортить карьеру из-за глупого проступка. Твой дед разозлится и сорвет моё назначение.
– Дед сделает то, что я ему скажу, – надулась Юлия. – Если я хочу появляться с тобой в свете, значит, ему придётся выполнить моё желание и проглотить свои обиды. Если я прикажу, он будет с тобой любезен.
Александр разозлился. Господи, ну что за женщина! Как же достучаться до её разума?
– Извини, но я не стану скандализировать общество, хотя бы до тех пор, пока твой дед не приведёт свой план в исполнение, – уже жёстко сказал он.
Юлия насторожилась.
– Какой план? Он ничего мне не говорил.
– Зато рассказывает всей остальной Москве, что собирается развести тебя с Самойловым и заставить того вернуть приданое.
Графиня предсказуемо возмутилась:
– С Ником я разводиться не собираюсь! Мой муж не так уж и плох. Он говорит, что я свободна и вольна делать всё, что захочу. Вряд ли я найду другого такого покладистого супруга.
– Вот и объясни это своему деду, а я уж, с твоего позволения, не стану переходить ему дорогу.
– Объясню, не беспокойся. Самое большее, на что я соглашусь, это разъехаться с Самойловым, а дед пусть разбирается с приданым.
Юлия завязала ленты шляпки и направилась к выходу. Уже на крыльце, как будто что-то вспомнив, она заметила:
– Я сегодня приеду в Благородное собрание. Оставляю тебе вальс на этом балу!
Вовремя прикусив язык, чтобы не чертыхнуться, Александр проводил её.
Собираясь на бал, он старался предугадать, как всё сегодня сложится. Позору не оберёшься, коли эта тигрица станет заявлять свои права на глазах матери и Лив. Ну а если этот концерт увидит старик Литта, можно вообще сушить вёсла. Мать, почитай, каждый день напоминает, что её сын должен держаться подальше от внучки всесильного графа.
Александр пока отмалчивался, делал вид, что не слышит. Но если вдруг Юлия позволит себе какую-нибудь вольность, баронесса не смолчит. Устроит публичный скандал. Твёрдо решив, что он ни за что этого не допустит и, если понадобится, силой увезёт мать из Благородного собрания, Александр отправился к Чернышёвым.
Баронессы в гостиной не было – ему навстречу вышла Лив. Как же она была прелестна: глаза сияли, а улыбке цвела нежность.
«Ангел! В белом она ещё больше похожа на ангела», – оценил Александр. И дело тут не в красоте, а в её золотом сердце. Шварценберг поцеловал тонкие пальцы в белой паутинке кружев и задержал руку Лив в своих. Он перевернул её кисть и уже собрался поцеловать ладонь, но его испугал злобный рёв:
– Ты что это себе позволяешь?! – орала, стоя в дверях, его драгоценная мать.
Гнев обрушился на Александра с яростью голодного медведя. Он еле совладал с собой, чтобы не ответить таким же криком. Мысленно досчитав до десяти, он чуть успокоился и сквозь зубы предложил всем садиться в карету. Мать, как ни странно, послушалась. Отыгралась она уже в экипаже, наградив сына ледяным молчанием. Если бы не присутствие бедняжки Лив, Александр оставил бы всё как есть, но девушка явно страдала в этой гробовой тишине, и, собравшись с мыслями, он начал разговор: