Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.12
Шрифт:
– Тогда сделай ему временный паралич, – сказала Ксения.
– Бесчеловечно. – Минц краем глаза покосился на статью, лежащую на столе. Больше всего на свете ему хотелось вернуться к ней. Но отделаться от Ксении Удаловой, не утихомирив ее, было невозможно.
Минц бросил взгляд на шкаф с пробирками и колбами, где хранились всевозможные химические и биологические препараты, но ничего не придумал. И вот тогда Ксения сказала:
– Мне иногда хочется, чтобы был мой Удалов маленький, носила бы я его в сумочке и никогда с ним не расставалась… Люблю я
– Маленьким… – Минц сделал шаг к шкафу.
Появился шанс вернуться к статье. Дело в том, что управление лесного хозяйства обратилось недавно к Минцу с просьбой помочь избавиться от расплодившихся волков. Минц, как всегда, пошел по необычному пути. Он разработал средство уменьшать волков до размера кузнечика. Сохранять этим поголовье хищников и спасать скот от гибели, ведь волк-кузнечик на корову напасть не сможет. Правда, это изобретение затормозилось, потому что Минцу никак не удавалось сделать средство долгодействующим.
Минц достал с полки флакон с желтыми гранулами, отсыпал несколько гранул в бумажку и передал Ксении.
– Я надеюсь на ваше благоразумие, – сказал он. – Применяйте это средство лишь в крайнем случае. Когда вы почувствуете реальную угрозу семейной жизни. Если ваш супруг примет гранулу – на двадцать четыре часа он станет маленьким. А затем без вреда для здоровья вернется в прежний облик. Все ясно?
– Спасибо, профессор, – произнесла Ксения с чувством, принимая пакетик с гранулами. – От меня, от детей, от всех женщин нашей планеты. Теперь они у нас попрыгают!
Но Минц не слышал последних, необдуманных слов женщины. Он уже устремился к письменному столу. Профессор был одержим слепотой, свойственной некоторым гениям. Он забывал о потенциальной опасности, которую несут миру его открытия, если попадут в руки людей, не созревших к использованию этих открытий. Минц не знал, что даже те скромные подарки, что он сделал соседям, далеко не всегда ведут к окончательному благу. Ведь мальчик-энтомолог, которому Минц подарил «безотказную ловушку для редких бабочек», начал с ее помощью таскать вишни из школьного сада и был больно бит собственным отцом, а кошка, найденная и снятая с дерева, утащила свиную отбивную с прилавка магазина, отчего возник большой скандал. Что же касается Ксении, она была типичным представителем племени современных любящих женщин и как таковая тоже не думала о последствиях…
2
Удалов вернулся со службы раньше обычного, потому что хотел выспаться перед рыбалкой. Он собирал удочки и проверял лески, когда Ксения внесла в комнату суп, в котором развела гранулу, и сказала сладким голосом:
– Иди поешь, испытуемый.
Ксения находилась в счастливом, но тревожном настроении. Она верила Минцу, не сомневалась, что, если бы лекарство угрожало мужу плохим, Минц бы его не дал. И все-таки проверила: за час до того скормила одну гранулку котенку, тот сделался меньше таракана и куда-то запропастился.
Ксения приготовила старую сумку, уложила на ее плоское дно вату и замшевую тряпочку, проверила замочек и установила сумку на комод.
– Кто я? – удивился Удалов.
– Испытуемый.
– Ага, – согласился Удалов, который привык не обращать внимания на слова жены. – Ты меня в пять тридцать разбудишь?
Ксения решила дать Удалову последнюю возможность исправиться.
– Корнюша, – сказала она. – Может, отложишь свою рыбалку? Возьмем детей, пойдем завтра к Антонине?
При имени тетки Антонины Удалова передернуло.
– Погоди, – не дала ему ответить Ксения. – Мы же у Антонины полгода не были. Обижается. А если не хочешь, к Семицветовым сходим, а?
Удалов только отрицательно покачал головой. Не стал тратить времени на возражения.
– Или в кино. А?
– Сходи, – ответил Удалов коротко, и это решило его судьбу.
Ксения поставила перед ним тарелку, а сама встала рядом с тряпкой в руке, чтобы подхватить мужа со стула, если будет падать.
Удалов был голоден, потому не мешкая уселся за стол, взял ложку и начал есть суп.
– А хлеб где? – спросил он. – Хлеб дать забыла.
– Сейчас, – ответила Ксения, но не двинулась с места, потому что боялась оставить мужа одного в комнате.
– Неси же, – велел Удалов и тут же стал уменьшаться. – Ой, – сказал он, не понимая еще, куда делась тарелка с супом и почему голова его находится под столом.
Ксения подхватила его тряпкой под бока, извлекла из одежды и с радостью ощущала, как Корнелий съеживается под руками, словно воздушный шарик, из которого выпускают воздух. Корнелий, видно, опомнился, начал дергаться, сопротивляться, но движения его были схожи с трепетанием птенца, и потому без особого труда Ксения, так и не вынимая его из тряпки, сунула в сумку и вывалила на белую вату.
Корнелий все еще ничего не мог сообразить. Он понял, что находится в темном глубоком погребе, на жестких, упругих стеблях, вроде бы на выцветшей соломе, сверху колеблется огромное лицо, странным образом знакомое, словно в кошмаре, а на лице видна улыбка. Рот, в котором мог бы, согнувшись, разместиться весь Удалов, широко раскрылся, и из него вывалились тяжелые, громовые слова:
– Хорошо тебе, моя лапушка?
И тогда Удалов понял, что лицо принадлежит его жене, вернее, не его жене, а какой-то великанше с чертами Ксении Удаловой. Удалов зажмурился, чтобы прогнать видение и вернуться за стол, к недоеденной тарелке супа. Но жесткая солома под рукой никуда не пропадала, и Удалов ущипнул себя за бок, вызвав тем оглушительный хохот чудовища.
– Ни на какую рыбалку ты не поедешь, – сказала тогда Ксения. – Посидишь дома. С семьей. Спасибо Льву Христофоровичу, что пожалел бедную женщину. Теперь-то я с тобой, бесстыдник, хоть на выходные дни не расстанусь.
И видя тут, что человечек в сумке засуетился, осознавая наконец масштаб беды, в которую угодил, Ксения заговорила ласковым голосом:
– Корнюша, для твоего же блага! Это все любовь моя виновата. Век бы с тобой не расставалась, ласкала бы тебя, нежила.