Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4
Шрифт:
И побежал по коридору. Трусцой, медленнее шага.
Тут же заглянул сержант, принес папку с делом генерала Мидзогути Кодзи.
Берия раскрыл папку, начал читать.
Он многое знал. Сейчас искал организацию. Подполье. Опасность. Связь с той самой девицей, которую взяли на берегу. А он так и не выяснил, кто помог ей убежать. Наверное, ее хахаль. А может, у них есть боевики?
Вошла Крошка.
Создание чуть больше лилипутки, но лицом – хорошенькая маленькая женщина. У нее была какая-то таинственная любовная история,
Она попала сюда не так давно, в ней сохранилась сила, может, потому, что для поддержания ее маленького организма не нужно было большой энергии.
Берия увидел ее на улице, приказал привести к себе. Он вдруг ощутил желание и думал, что, овладев Крошкой, снова станет мужчиной. Оказалось, что желание не было подкреплено силой. Крошке все равно было лестно. Она любила мужчин и такого серьезного, в очках и шляпе, которую он не снимает даже в постели, полюбила страстно.
Не то чтобы Лаврентий Павлович доверял ей, но она была ему ближе всех, они даже порой лежали в постели часами, и им было приятно.
Настоящее имя Крошки было Зинаида. Зинаида Дурних. Она говорила, что это немецкая фамилия, а Берия понимал, что хохлацкая.
– Садись в углу, – приказал он, – и читай. Ты должна знать все про этого японского генерала и его свору. Пойдешь к нему, вотрешься в доверие. Немедленно.
Генерал рассказал Егору, что его письмо отправлено наверх и, видимо, дошло до адресата в тот день, когда пошел дождь.
Это было немыслимо.
Некоторые прожили по двести лет и не подозревали, что дождь может сюда пробиться. И хоть все понимали, что небо здесь настоящее – ведь поднимались же вверх воздушные шары и уходили на высоте во мглу и непроницаемые облака, но до потолка не добрался еще никто, что означает, что потолка, конечно же, нет – там, наверху, небо. Условное небо, как условна жизнь.
А когда легкий дождик пронесся по городу, подгоняемый легким ветром, тревога охватила всех жителей Ленинграда.
Человек свыкается, смиряется с постоянной бедой, рабством, болезнью, но любое неожиданное смещение событий и появление новых бед пугает, как бы плохо ни жилось. Казалось бы, галерный раб может мечтать лишь о смерти, но, когда поднимается буря, в днище галеры обнаруживается течь, он пугается больше, чем капитан. Может, и потому, что он прикован к скамье и лишен возможности прыгнуть за борт.
Дождь испугал всех жителей Чистилища.
Лаврентия Павловича дождь взбесил, потому что перемены в климате означали для него новую ступень в слиянии со старым миром, который желает и может уничтожить своих слабых нижних братьев.
Он бы еще тянул время, потому что был занят другими планами и хотел действовать наверняка, безошибочно. Но тут сам поехал к Чаянову, который проводил время в Музее этнографии, – ему приятен был академический дух залов Кунсткамеры, хоть
Дверь в кабинет к Чаянову была заперта.
Чаянов боялся покушения. Точнее, боялся Лаврентия Павловича.
Но Берия не намеревался убивать. Дождик испугал его настолько, что он чувствовал нужду в союзниках. Дождик – свидетельство тому, что перемычка рассасывается и не сегодня-завтра исчезнет вовсе, погубив всех жильцов Чистилища. Надо спешить. Разборки и расправы с неверными и коварными коллегами можно отложить. Глупо оставаться одному перед лицом угрозы.
Лаврентий постучал.
В двери был стеклянный «глазок». Его притащили из какого-то нового дома.
Берия отступил назад, давая себя рассмотреть.
– Это вы, Лаврентий Павлович? – спросил из-за двери Верховный вождь. – Что вам надо?
– Беседы, – ответил Берия.
Берия оглянулся. За его спиной был зал библиотеки. И никого больше.
– Не валяйте дурака, – сказал он. – Если мы будем бояться своих союзников, с нами легко расправятся.
Чаянов все еще колебался.
– Александр Васильевич, – сказал Берия, – если понадобится, я всегда найду возможность с вами разделаться. Но это не входит в мои интересы.
Чаянов открыл дверь.
Ему было неловко за подозрения. Он сказал:
– Извините, но я отвлекся. Занимаюсь изящной словесностью. Перо, простите, стремится к бумаге. Я отпустил охрану – на что мне она?
У Чаянова не было настоящей охраны. Берия предлагал своих людей, но Верховный сказал, что на него никто не покусится. Теперь, наверное, раскаивается. Или радуется тому, что не доверился собственной Госбезопасности.
Лаврентий Павлович вошел в кабинет Верховного вождя Чистилища.
Чаянов был одет тщательно, в костюм, потертый, но выглаженный – наверное, держит под матрасом, подумал Берия. Галстук, светлая сорочка – типичный средний чиновник нашего времени.
Только лицо не чиновничье, но и не научное. Этакий... радиолюбитель.
– Дождь, – сказал Берия.
Не снимая шляпы, он прошел к узкому высокому окну.
Дождь прекратился, но мостовая была мокрой. Велосипедисты раскрыли зонты. Откуда у них зонты? Ведь раньше дождей не было.
Чаянов тоже подошел к окну.
– А я не заметил, – сказал он. – Этого быть не может.
– Но случилось, Александр Васильевич.
Пока Чаянова не избрали Верховным, Берия избегал обращаться к нему по имени-отчеству. А теперь подчеркивал такое обращение.
– Вы считаете, что это связано... с общей тенденцией?
– Есть другой вариант? – спросил Берия. – Люди живут здесь по сто лет, по двести лет – никто никогда ни капли с неба не видел.
– М-да, – согласился Чаянов. – В такой ситуации надо отложить в сторону обиды и заговоры. Вы знаете, что кто-то убивает людей? Они исчезают.