Кирена навсегда

«Любовь вечна, дорогая».

Из обрывка одного телефонного

разговора в одном из супермаркетов.

I.

Кто-то смеет утверждать, что я не умею и не могу любить, и что моя любовь странная, запутанная и непонятная? Хорошо, я попробую доказать обратное. Вот, смотрите.

Кирена – это моя жена. До того, как ею стать, она выучилась в институте, непонятно, как и чёрт его знает на кого, после чего по той же самой специальности с красным дипломом в руках пришла устраиваться к нам на работу в отдел планирования выпуска готовой продукции на большом металлургическом заводе, где я занимаю далеко не последнюю должность. В целом, про меня можно сказать, что я – обеспеченный, весьма довольный своею жизнью сорока восьмилетний человек с хорошим университетским образованием

в области химии и металлургии и с широкими взглядами на жизнь. Так, например, стремясь оставить хоть что-нибудь после себя, в кооперации с одним из моих хороших друзей, я построил в нашем городке больницу, кинотеатр, библиотеку и школу. Знаете ли, я питаю определенного рода слабость к медным табличкам, на которых выгравировано: «Школа имени меня», «Больница имени меня», и тому подобному. В мои хоть и не великие годы я вполне отдаю себе отчет, что все те благополучно накапливающиеся жирным нарастающим итогом средства на моих счетах, я не смогу ни потратить до конца жизни, ни тем более унести с собой в могилу. Мои дети, если таковые появятся, имеют блестящую возможность заработать деньги и славу, хорошую или дурную, очень даже самостоятельно, как это делает на протяжении всего отпущенного ему времени ваш покорный слуга. Может быть, впрочем, я оплачу их образование, но и точка. Начав работать на заводе с молодых лет, я прошел долгий путь по карьерному эскалатору. На этом непростом пути мне часто попадались люди с поцарапанными душами, вынужденные смириться с обреченной реальностью бытия в маленьком беспросветном городишке, но, и это удивительно, порой встречались невероятно выпуклые личности: талантливые музыканты, литераторы, педагоги, художники, в общем, все те, кого судьба заставила отбросить холсты и краски, рукописи и ноты в обмен на электролизные ванны и конвертеры с раскаленным металлом.

Итак, Кирена стала работать у нас. Я много знал в этой жизни самых разных женщин, но эта девушка сразу же настолько запала мне в душу, что я часто переставал на время думать о чем-то другом: в вспухших мыслях упорно всплывало только это имя, только это лицо. Она, наглым взъерошенным воробьем, раскачивалась на тоненькой ветке внутри меня, не собираясь никуда улетать, несмотря на ветер, дождь и стужу, и не было на свете такой силы, чтобы прогнать непрошенного гостя. Ее, по-детски, глуповато-наивный взор выстреливал в окружающих двумя прекрасными блестящими осколками темно-карих глаз, над которыми выгибались двумя дугами тонкие черные брови. Немного вздернутый кверху небольшой аккуратный нос выдавал в ней искателя-оптимиста, шикарные чуть пухлые губы манили, а длинные, до лопаток, пышные черные волосы завершали идиллическую картину этой фантастически красивой девушки. Впечатление от несколько подростковой ее фигуры сглаживала удивительно тонкая талия.

Многим, конечно, знакомо это, почти физически болезненное, ощущение сгоревших предохранителей, лопнувших струн, рухнувших мостов. После того как гарь, пыль и сажа растворяются и оседают где-то глубоко на самом дне, перед взором встает тот самый светлый, начищенный как новенькая золотая монетка, милый и уже никогда не покидающий вас образ той, что одним своим взглядом могла бы спровоцировать глобальную катастрофу внутри отдельно взятого человека. Этим человеком был я, а мой тихий и уютный, как зацветшая вода, мирок рухнул, океаны вышли из своих берегов, я захлебнулся и утонул.

Итак, я пропал, но где-то глубоко в сознании сидела мысль, не дававшая мне покоя. Сильно смущала разница в возрасте и в жизненном опыте. Она была рядовым, двадцати четырех лет отроду, молодым сотрудником моего предприятия, желторотая, неопытная, только-только открывшая дверь вагона, непростого, сурового и, зачастую, несправедливого поезда жизни. Сколько жестоких разочарований, разбитых надежд, переживаний, взлетов и побед ожидало ее на пути к конечной станции. Но только так, пройдя через все эти испытания, и может в полной мере раскрыться характер человеческий. Мне же, как только я увидел ее, захотелось прижать к себе, уберечь от всех невзгод, защитить от всемирной жестокости в капсуле моего добра, раскрыть над ее головой гигантский, шириной с небосвод, зонтик и нести его всю свою жизнь, пока хватит сил…

II.

Новый Год –

вот лучший способ раскрыться и показать себя романтичным, надежным и увлеченным. Я всегда предпочитал лету чистую безветренную и солнечную зиму с ее белоснежными роскошными одеяниями, в которые она облачает причудливые деревья, покрывает серебристым шершавым инеем ежащиеся от холода здания, сковывает накрепко в свои тугие ледяные оковы реки и озера, наполняет необыкновенной искристой свежестью и непередаваемым терпким ароматом бодрящий зимний воздух. В зимнюю пору самое великолепное состояние для тела и духа – это звенящее раннее декабрьское утро, пронизанное острыми игривыми лучами малинового солнца, которые ласково щекочут крыши просыпающихся домов, скользят вдоль улиц и площадей заснеженного города, заглядывают в лица еще сонных редких прохожих, улыбаются в темные окна и, набирая скорость, резвыми гонцами убегают куда-то далеко-далеко.

Именно в один из таких предновогодних дней, Кирена получила открытку с приглашением на ужин с Руководителями. Есть у нас такое официальное ежегодное мероприятие на заводе, где только лучшие сотрудники могут, причем в свободном формате, пообщаться с высшим руководством, задать интересующие их вопросы, получить расплывчатые ответы, а на следующий день уже стоять у станка с головной болью, но с чрезвычайным воодушевлением от впечатлений. Не могу точно сказать, насколько я был уважаем подчиненными, но все они знали мое категоричное неприятие раболепия, к большому сожалению, присущее нашему народу. Коленопреклонение всегда вызывало у меня чувство омерзения: я не пресмыкался перед руководством в молодости, а теперь – и подавно. Мой дед как-то сказал, что от человека заискивающего всегда стоит ждать беды, потому что – это человек без хребта, а следовательно, – ненадежный, безответственный. Именно поэтому я старался окружать себя думающими людьми и самоотверженными производственниками, многие из которых присутствовали сегодня на первом этаже заводского управления, выступающего в роли ресторанного дворика.

Ужин уже подходил к концу, когда спиртные напитки, коих было в избытке, сделали свое дело, и беседа приобрела более неформальный, кое-где даже дружеский характер. Я, конечно, был на высоте: постоянно шутил, отпускал комплименты присутствующим дамам и постоянно, но незаметно, следил за сидящей напротив меня Киреной. При взгляде на нее, сердце мое начинало колотиться так, что я, порой, переставал слышать себя и, похоже, пару раз что-то сказал невпопад, судя по недоуменным выражениям более трезвых сотрудников; выпившим же, право, было все равно, они готовы были рукоплескать любым моим изречениям, но, впрочем, без особого фанатизма. Вам наверняка знакомо это чувство, как будто вы теряете в одну секунду свою массу и уже парите над объектом своего обожания словно белоголовый орлан; резко обостряется обоняние, и вы чувствуете каждую молекулу, каждый атом распространяющегося вокруг доступного только вам особого аромата, который кажется вам самым прекрасным, самым необыкновенным изо всех тех, что когда-либо существовали на земле и даже во вселенной.

Каким-то образом, она поймала мой интерес к ее особе, по крайней мере, как мне показалось, в ее расширенных зрачках вдруг зародились и заблестели лукавые искорки осторожного любопытства. Теперь я уже с нетерпением ждал завершения мероприятия, и после вручения обязательных дипломов в память о сегодняшнем событии, под мелодичный перезвон чашек с ароматным кофе, я дал понять собравшимся, что вечер, к сожалению, подошел к концу.

Она, одеваясь, замешкалась, и я нашел повод удержать ее разговором о наших производственных победах в виде перевыполнения плана по электролитической меди и никелю, а также о блестящих перспективах и светлом будущем нашего любимого предприятия. По правде говоря, металлургия всегда была моей страстью, и я, выступая перед советом директоров, всегда горячо ратовал за приобретение, внедрение и развитие новых технологий, которые, как известно, – будущее любой промышленности. Этим самым наш завод выгодно отличался от подобных компаний известных магнатов, которые буквально выжимали, почти ежедневно улыбаясь в экранах телевизоров, все соки из своих комбинатов, и где рабочие по-прежнему, как в 30-е годы XX века, махали лопатами и ломами там, где с этим давно уже могла справиться автоматизация.

Конец ознакомительного фрагмента.