Кирон Голова-в-Облаках
Шрифт:
Кирон редко выпускал из руки меч. Мечом он измерял полотно и бумагу, рисовал чертежи на земле, указывал, угрожал, подкреплял приказы.
Кентигерн был потрясен переменами. Люди, еще вчера уныло бродившие по лагерю, трудились с бешеной энергией. И все потому, что Кирон потребовал отдать все силы, а взамен пообещал месть.
Наступил день, когда основные узлы были закончены. Сплели огромную сеть, сшили чехол, сделали маленькую легкую лодку и выковали медники. Оставалось законопатить последние швы. Для этого решили использовать специальную замазку, полученную
Горячий деготь издавал ужасный едкий запах. Возле ведер, где он вываривался, нельзя было находиться, люди кашляли и терли слезящиеся глаза.
Ругаясь и кашляя, пришел посмотреть на окончание работ Кентигерн. Шар растянули на траве. В холодном утреннем воздухе застывала замазка на соединительных швах.
– Он готов, Кирон?
– Готов.
– И он полетит?
– Если какой-нибудь дурак не порежет или не прожжет обшивку, полетит.
– Ты хорошо потрудился. Кирон пожал плечами.
– Многие потрудились хорошо.
– Но ты больше всех. Когда ты спал последний раз?
Кирон растерянно почесал голову.
– Не помню. Да какая разница? Вчера, наверное, спал, или позавчера.
Кентигерн положил ему руку на плечо.
– По правде говоря, я не думал, что ты сумеешь сделать такое. Теперь отдохни, мальчик. Ты устал.
– Я уже не мальчик.
– Кирон уставился на него странным взглядом. Разве я не выполнил работу мужчины здесь и раньше?
– Ну, конечно, конечно. Ты уже давно мужчина, и я вовсе не хотел тебя обидеть.
Петрина услышала конец разговора.
– Заставьте его отдохнуть, Кентигерн. Прикажите остановить работу. Он же убивает себя. Кентигерн улыбнулся.
– Петрина, я могу приказать твоему мужу уничтожить пиратов. Во всем остальном он сам себе приказывает.
Слезы потекли по лицу девушки. Кентигерн решил, что это от запаха дегтя, но деготь тут был ни при чем. Она расплакалась, потому что взглянула на Кирона, на его седые волосы, впавшие щеки и круги под глазами. Она плакала потому, что последнее время он вообще не выпускал из рук меч. Плакала потому, что Кироном овладела какая-то непонятная лихорадочная ярость, в нем клокотала энергия, рожденная не здоровой пищей и полноценным сном, а некоей демонической силой, позволяющей ему командовать собой и другими.
Наконец и Кирон заметил Петрину. Подошел, положил руки на плечи и заглянул ей в лицо. Впервые за много дней он обратил на жену внимание.
– Не волнуйся, любимая. Сейчас все пойдет так, как ты хочешь. Помнишь, когда мы были детьми? Мы прибежали сюда в конце лета, был жаркий вечер, мы лежали под буком, и я сказал тебе, что хочу летать.
Тревожное выражение на лице Петрины смягчилось.
– Конечно, помню. Сливы и яблоки. Я еще объелась, и потом болел живот.
– Да, - рассмеялся Кирон, - яблоки, сливы и счастливый мир детства. Кентигерн шумно кашлянул.
– Я, пожалуй, пойду. Когда ты собираешься испытывать шар, Кирон?
– Вечером, - ответил Кирон, не глядя на него.
– Вечером, после того как я поем и побуду с женой. Сегодня вечером,
Кашляя и бормоча что-то себе под нос, Кентигерн удалился.
– Сливы и яблоки, - повторил Кирон.
– Мы оба тогда объелись. Ты помнишь, о чем мы еще говорили?
Петрина улыбнулась.
– Я призналась тебе, что моя мать ходила к астрологу Маркусу. Он предсказал, что ты станешь великим мастером своего дела, а я рожу тебе троих детей...
– Петрина вздохнула.
– Вот и закончилась юность с ее мечтами и планами. В нашем мире такое уже невозможно.
– Разве?
– возбужденно спросил Кирон.
– Ты в самом деле так считаешь? А что еще говорил Маркус? Не помнишь?
– Подожди...
– Петрина наморщила лоб.
– Он говорил... он говорил, что твоей самой знаменитой картиной будет рыба, уничтожающая людей огнем.
– Давай укрепим репутацию астролога!
Кирон схватил огромную кисть, которую использовал для замазки швов на шаре, и обмакнул ее в чан с дегтем. Потом подошел к растянутому на земле полотну. Быстрым и точным движением он нарисовал в головной части шара большой открытый глаз. Потом снова обмакнул кисть и добавил огромный, зияющий рот, полный острых зубов. Мазки его были легки и уверенны. На противоположном конце шара он изобразил большой черный хвост.
– Вот моя величайшая картина, Петрина. Летящая по небу акула, которая пожирает людей... Теперь пойдем поедим, а потом ляжем вместе. Ибо сегодня вечером великая рыба смерти поднимется в воздух.
11
Кирон проверил медники, особое внимание уделяя тому, чтобы уголь горел, не разбрасывая искр и без длинных языков пламени. Потом еще раз проинструктировал людей, в чьи обязанности входило удерживать воздушный шар во время наполнения его горячим воздухом. Потом проверил сеть, которой привязывалась лодка, и дал сигнал открыть полости в подбрюшье шара, куда начал поступать горячий воздух.
Плоский чехол стал надуваться, обретать форму и, наконец, оторвался от земли.
Кирон и Эйлвин поднялись в лодку.
– Ну, Эйлвин?
– Ну, Кирон?
– Скоро мы оторвемся от земли. Если ты чувствуешь, что не потянешь, самое время об этом сказать.
– Я уже сказал. Ты тоже.
– Ну и ладно. Тогда давай посмотрим, как взлетит рыба смерти.
Он подал сигнал удерживающим веревки.
Веревки отпустили, и шар медленно поплыл вверх.
– Поднять температуру в первом меднике, - скомандовал Кирон.
– Нас перекосило.
Эйлвин схватил мехи и, расположив их на лишенной кисти руке, принялся раздувать угли. Лодка выровнялась.
Она уже поднялась над головами собравшихся людей. Кирон сидел в одном конце лодки, Эйлвин - в другом, между ними на металлической подставке были закреплены четыре медных котла. Кирон дал знак, чтобы веревку стравили еще, и подкачал воздух в свои два медника. Эйлвин при помощи ручных мехов подкачал свои. Кирон почувствовал хорошую тягу.
– Летим!
– торжествующе воскликнул он.
– Наконец-то летим!