Киров
Шрифт:
В Темир-Хан-Шуре Лещинского как представителя Реввоенсовета ввели в штаб восстания, намеченного на 20 мая. Уллубий Буйнакский и Оскар Лещинский работали рука об руку, обстоятельно, стремясь достичь цели с наименьшими жертвами.
Горские правители Дагестана бессильны были противостоять воле народа, стремившегося восстановить советскую власть. Правительство распадалось, министры упаковывали чемоданы, собираясь бежать в Баку. Но шайка горских офицеров в сговоре с английскими интервентами и деникинцами совершила военный переворот и 13 мая арестовала почти весь большевистский штаб восстания.
Арестованных отправили из Темир-Хан-Шуры в Петровск, в казематы англо-деникинцев. Все попытки спасти арестованных срывались. Буйнакского
Буйнакский прожил на свете около двадцати девяти лет. Перед смертью ему, по его выражению, светили три солнца — и солнце, общее для всех, и советская власть, и девушка, по имени Тату. В августе 1919 года, с пути на расстрел, Уллубий послал Тату коротенькое прощальное письмо, кем-то брошенное потом в окно ей. «Я вас люблю», — были последние слова. Почтительный и несмелый в любви к семнадцатилетней девушке, Буйнакский поражал судей холодной, глубокой, спокойной враждебностью к ним. В последнем слове он сказал:
— Я вырос в ущельях гор и хорошо изучил всю тяжесть положения горского крестьянина. Я с самого раннего детства посвятил всю свою жизнь всем обиженным массам и, в частности, дагестанскому народу. Для них я и учился, чтобы быть сильнее в борьбе с вами. Вы расстреляете меня и еще тысячу, подобных мне, но ту идею, которая живет уже в нашем народе, ее вы не сумеете расстрелять. Я смело иду навстречу палачам и твердо уверен, что возмездие близко и лучи освобождения проникнут в веками порабощенные ущелья гор Дагестана. Я не прошу снисхождения ко мне, освобожденный народ сам отомстит за всех погибших в этой, пока неравной, борьбе. Я твердо убежден в победе советской власти и Коммунистической партии и готов умереть за их торжество.
Из плачущей толпы ему бросали алые розы, когда его выводили из суда. Адвокат посоветовал просить о помиловании. Уллубий Даниялович написал о том девушке, как о чем-то нелепом: «Милая Татуша, я подам прошение? Да никогда!»
Поныне неясно, почему при всей своей опытности и изобретательности не смог вырваться из тюремных застенков Лещинский. Возможно, его пытали, искалечили, прежде чем убили. Он сумел только передать письмо сидевшему в тюрьме профсоюзному работнику Фрибусу:
«Вы из всех нас имеете, кажется, больше всего шансов выжить и увидеть снова свободу. Я Вас прошу исполнить мою просьбу, за которую буду благодарен до гроба. А ждать мне его недолго. У меня есть жена, с которой я связан уже 10 лет. Есть двое милых любимых детей: Валя 8 лет и Леночка — 5. Дети — это самое дорогое, что у меня есть, однако в вечных странствиях по белу свету и в опасности житейской борьбы я успел дать им очень мало и хочу, чтобы они когда-нибудь узнали, что я любил их и умер на войне, побежденный телом, но свободный духом… Сейчас они в Астрахани, фамилия жены Лидия Николаевна Мямлина».
О том, что с ним произойдет, Лещинский просил сообщить также Кирову, добавив:
«Вот, милый, все, что я прошу Вас по возможности исполнить.
Я умру спокойным. Борьба тяжка, уходить из жизни молодым больно, но законы этой жизни непреодолимы. Целую Вас и желаю скорее быть свободным для жизни, для любви и счастья. Моя фамилия Оскар Лещинский, но никому не говорите».
Киров тяжело переживал утрату.
Опасаясь, как бы печальная весть не дошла до Лидии Николаевны Мямлиной, Сергей Миронович придумал повод и заблаговременно переселил ее с детьми из Астрахани в Москву. Об аресте и гибели мужа сказали Мямлиной в ЦК партии на исходе 1919 года, когда скрывать правду уже было невозможно.
Если из-за ареста Буйнакского и его товарищей наступательные морские операций пришлось в мае свернуть, то сухопутные и не начинались: XI армию обкорнали.
Ее лишили
Уход ее сорвал запланированные наступательные бои пехоты.
И все-таки XI армия продолжала накапливать силы.
Формировались 34-я стрелковая и 7-я кавалерийская дивизии. Чтобы не теребить свежие, еще не спаявшиеся части, их старались не вводить в бой. Пока противник не очень досаждал, на передовую слали астраханские заградительные отряды, коммунистов и беспартийных рабочих, они смело дрались. Не хватало командиров и политработников, их обучали на месте.
Линию на Саратов, единственную железную дорогу, связывавшую устье Волги с центральными губерниями, тревожили банды. Оборону линии передали специальному полку и нескольким отрядам. С одобрения Кирова для них сооружали бронепоезда. Они выглядели неказисто: товарные вагоны с амбразурами в стенах, обложенных изнутри мешками с песком. Но к орудиям поставили наилучших артиллеристов, командовал ими талантливый военачальник, бывший рабочий и будущий генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Ефремов. Убийственный огонь самодельных бронепоездов страшил белобандитов, а позднее и деникинцев.
Из Петровска и с каспийского острова Чечень прилетали английские эскадрильи. Они разбрасывали листовки, обещая населению белые булки и дешевую одежду, как только англичане изволят захватить Астрахань. Потом бросали уже не листовки, а бомбы. Гибли люди, разрушались здания: город и фронт были беззащитны с воздуха. Тогда XI армия создала 47-й авиаотряд.
Начальник его Михаил Валерианович Фишер, сын русского морского офицера, обучался в Кембриджском университете. В первую мировую войну стал английским летчиком, имел высокие боевые награды. Приехав на родину, Михаил Валерианович в Пятигорске познакомился с Кировым и Лещинским. В изысканном офицере Сергей Миронович различил человека, способного понять, что служба в Красной Армии равнозначна служению России. В XI армии Фишер мастерски использовал против английской военной авиации ее же опыт. Киров всячески помогал авиаотряду, ежедневно обсуждал с Фишером нужды воздушной обороны, и не только в Реввоенсовете: оба жили в общей квартире-коммуне.
Среди летчиков выделялся Даниил Васильевич Щекин, который по ходатайству Кирова был одним из первых в авиации награжден орденом Красного Знамени. Крестьянский парень, Даниил Васильевич с блестящим аттестатом окончил Московскую школу высшего пилотажа. Хотя в XI армии самолеты были изношенные, а горючее никудышное, молодой пилот-коммунист выполнял боевые задания образцово. На глазах у тысяч астраханцев он в паре с товарищем принудил двух английских летчиков сесть близ города. Не раз сражался с двумя-тремя вражескими самолетами и прогонял их. Очевидно, о Щекине написано в очерке, рисующем Астрахань тех дней:
«Высоко в небе, над млеющими садами слышно отдаленное гудение. Оно крепнет, — но вокруг лепечет рай, и не хочется открывать глаз.
Это гудят пчелы в винограднике, это благовест зреющего лета.
И вдруг пробуждение: бросив гряды и шпалеры, сбегаются испуганные садовники, и все лица обращены к небу. Там из-за пушистого облака треугольником летят к городу три враждебные птицы, и на солнце при поворотах серебрятся их крылья, уверенные, почти ничем не рискующие, на чистом английском бензине плавающие крылья.