Кирпичики
Шрифт:
— Лучше у неё самой спросить, — ответил тот.
Кирилл набрал номер на телефоне, сказал буквально пару фраз, после чего выдал мне ЦУ:
— По коридору до конца, потом налево комната 104, спросишь Аллу. Ну давай, будь здоров, — и он протянул мне руку, с Димой я тоже за руку попрощался.
Алла оказалась молодой и смешливой особой, вся в кудряшках. Мы с ней очень быстро договорились за червонец, адрес она мне тоже на бумажке написала, сказала, что будет дома после восьми. А я вымелся на улицу. До дома Майка Науменко было не близко — где-то
Шум и треньканье гитары я услышал аж с первого этажа, хотя квартира Майка была на четвёртом. Предчувствие мне тут же сказало, что ничего у меня тут не выгорит, зря только коньяк переведёшь. Но я твёрдо ответил предчувствию, что никто ничего не знает, пока сам не попробует — раз уж припёрся в эту дыру, иди до конца. На звонок в дверь мне открыла весёлая и пьяненькая девица в модных бананах и разлетайке оранжевого цвета.
— Тебе чего, парниша? — кокетливо состроила она мне глазки.
— Мне Майка надо, — хмуро ответил я. — Поговорить.
— Майк вон он, — и она кивнула головой в сторону распахнутой двери в кухню, — но поговорить это вряд ли. Не в том он состоянии. А в руке у тебя чего?
— Белый аист, — показал я бутылку.
— Ну тогда заходи, конечно.
Глава 22
Майк Науменко, он же Михаил Васильевич по паспорту, лидер группы Зоопарк, автор знаменитых песен «Дрянь» и «Прощай, детка», 35 лет отроду, в распахнутой до пупа гавайке сидел на кухонном стуле и терзал струны обшарпанной гитары. Судя по его виду, он кроме алкоголя злоупотреблял и другими веществами, расширяющими сознание до размеров трехкомнатной квартиры.
— Хай, Майк, — поприветствовал я его, выставляя Белого аиста на середину кухонного стола. — Как жизнь?
Говорить с ним о чём-то серьёзном не имело смысла, всё равно не вспомнит наутро, так хоть послушаю, о чём сейчас думают рок-звёзды.
— Привет, — отозвался он, изучая этикетку на бутылке, — ты кто такой?
— Саня-Лётчик я, из города Энска.
— В натуре что ли лётчик? На истребителях летаешь или как?
— Не, просто погоняло такое, от фамилии Летов, — уточнил я.
— Ну тогда наливай, — и он пододвинул мне две рюмки, я и налил в них по половине.
— Целые наливай, не жадничай, а я новую песню сейчас напою.
Мы выпили, после чего он начал наигрывать какой-то блюз, в котором я без труда узнал «Let I bleed» Роллингов. Но говорить ему конечно ничего не стал, просто поднял вверх большой палец.
— Чего хотел-то, Лётчик? — спросил Майк, доиграв до конца куплет.
— Да так, концерт собираю из звёзд. На главной площади города собираемся провести.
— Это где у вас лётчик стоит? — проявил
— Рок за ВВС, — ляпнул я, чтобы отвязаться.
— А что, мысль сильная, — неожиданно отложил он свою гитару, — можно надёргать песен, где самолёты с лётчиками упоминаются. Ты оставь свой телефон, я тебе может позвоню попозже.
Я написал на бумажке телефон райкома комсомола, другого-то всё равно никакого не было, и покинул эту квартиру, толк от пребывания в ней был нулевой. Если не отрицательный. Вспомнил в дверях, что через год Науменко умрёт… там очень тёмная история случится, то ли упадёт неудачно, то ли в драке ему сильно прилетит. А, ладно, махнул я рукой — всё равно мне сейчас никто не поверит, пусть чему суждено, то и случится.
Перекусил в пирожковой на Литейном, а тут пора уже было и на квартиру к Алле двигать — доехал за полчаса до Петроградской, она жила на Большом проспекте где-то во дворах. Открылась дверь только после третьего звонка, причём встретила меня совсем даже не Алла, а высокая неопрятная старуха в белом фартуке.
— Здрасть, — неуверенно сказал я ей, — Алла дома?
— Куда ж она денется, — хмыкнула старуха, — сидит, музыку слушает. А ты кто ей будешь?
— Знакомый, — дипломатично ответил я, — вместе в МЖК работаем.
— Ну если в МЖК, то проходи, — и она махнула рукой куда-то вглубь, а сама исчезла за соседней дверью.
Квартира судя по всему была коммунальной и какой-то необъятной, налево и направо ответвлялась целая куча коридоров, и где здесь искать Аллу, было совершенно непонятно. Но мне помогла она сама — высунулась из-за одной из дверей и сказала «чего топчешься, заходи». Я и зашёл. Комната была в форме пенала, в длину раз в три больше ширины, посередине справа была дверь ещё куда-то.
— Вот тебе бельё, заходи вон туда, — и она открыла эту дверь направо, — вот койка. С тебя червонец.
Я молча протянул ей оранжевую купюру с Ильичем на аверсе.
— Чай будешь? — чисто для проформы спросила она, я отказался. — Ну тогда спокойной ночи. Если туалет или ванная понадобится, то это как выйдешь направо и до конца. Только там иногда очередь бывает.
А ночью Аллочка шмыгнула ко мне под одеяло и без лишних слов принудила меня к занятию сексом в разных позициях и разными способами, я даже не успел удивиться… а утром ни слова про вчерашнее не заикнулась — бывают же ещё на свете такие женщины, подумал я, допивая чашку ароматного кофе…
Весь день я без дела проболтался в Питере — была мысль заглянуть ещё и к Кинчеву, но немного подумав, я махнул рукой, никогда его творчество мне не нравилось. К вечеру я подготовился, Огонёк, конечно, не стал покупать, да и не достать его было, разбирали в момент, но цветочки прикупил, пять красных роз на длинных черенках. Со мной на встречу кроме Кирилла пошёл ещё и Дима-юрист, я тоже, сказал он, хочу посмотреть вблизи на звезду.
Двумя неделями позже, Шереметьево-2, международный терминал