Кирза
Шрифт:
Мы трясем за плечо бойцов и объявляем им форму одежды.
Бойцы напуганы и одеваются с неохотой.
— Резче, суки, одеваемся! — шипит на них Череп. — Чтоб меня потом за вас ебали, еще не хватало…
Черепа бойцы побаиваются и одеваются живее. Мне они совсем не нравятся, и я не понимаю, зачем их Борода взял в дело. Бойцы — они и есть бойцы. Один среди них нормальный парень — Арсен Суншев. Жаль только, его сегодня в казарме нет — в штабе посыльным стоит, и спать к утру только придет.
Сунув
Делает он это тайком, даже от меня, поэтому я не показываю, что заметил.
В конце концов, действительно, темно.
В каптерке Борода стоит на табуретке и что-то сбрасывает с верхнего стеллажа.
— Держите, — показывает их нам. — Морды полотенцами обвяжите:
Мы непонимающе смотрим на кучу полотенец.
Сержант терпеливо объясняет:
— Сначала вообще думали в противогазах пойти, чтоб не узнать было: Да ведь самим не видно ни хуя будет. В темноте-то:
Борода завязывает себе полотенце на затылке и нахлобучивает шапку. Завязывает уши под подбородком.
Его примеру следуют все остальные.
Не было бы мне страшно, сказал бы, что вид у нас смешной. Мудацкий.
— Теперь в сушилке одеваем бушлаты. Берем не наши, а мандавошные. С дневальными все на мази. Стучать не будут. Дальше делаем так:
Тихо спускаемся по темной и холодной лестнице на первый этаж.
У меня, Черепа и Кицы на руку намотаны ремни. Бляху я придерживаю свободной рукой, зачем-то нервно тру пальцем рельефную звезду.
Бойцы — Белкин, Мищенко и Ткач вооружены швабрами.
Осенники и старые идут с пустыми руками.
Останавливаемся перед обледеневшей дверью. Пришли.
Здесь еще холоднее, чем у нас.
Гитлер, единственный без шапки и полотенца на лице, проскальзывает в предбанник. Отворяет наружную дверь и вглядывается в темноту. Машет рукой — все в порядке.
Занимаем позицию.
Сквозь дверные щели виден слабый свет дежурного освещения роты.
Страшно.
— Понеслась! — дергает на себя дверь Борода.
Дневальный роты не успевает даже испугаться. Кто-то из наших бьет его ногой по яйцам. Бойцы подхватывают обмякшего воина под руки и тащат в ленинскую. Там, как и ожидалось, спит на столе дежурный.
Швабрами запираются двери ленинской комнаты и канцелярии. Ткач остается у входной двери и просовывает в ее ручки свое «оружие».
Молча — лишь сапоги гулко стучат по деревянному настилу, — вбегаем в спальное помещение роты.
Казарма — близнец нашей. Такие же стенды, такие же койки. Только фотообои другие. Но сейчас не до них, да и не видно их в темноте.
Борода еще наверху объяснил, где нужные койки. Без труда их находим и встаем
В роте начинается шевеление. Поднимаются темные кочаны голов. Откидываются одеяла. Никто не может сообразить, что происходит.
Старые с осенниками подбегают к койкам и расхватывают стоящие возле них табуреты.
Форма МТО-шников летит на пол.
Опрокидывается несколько коек.
Череп наотмашь бьет бляхой по чьей-то чубатой голове. Раздается протяжный вопль. Секунду спустя наши начинают молотить табуретами по мечущимся под одеялами фигурам.
Казарма наполняется визгами и криками.
Некоторым удается вскочить и выбежать в проход. Но все табуретки разобраны или выброшены на взлетку нашими. Безоружную мазуту снова настигают удары.
Борода — я узнаю его по характерным выкрикам — орудует двумя табуретами сразу. Кому-то он даже успевает заехать ногой в лицо. Получивший падает на пол и извивается уже под ударами сапог.
Прямо на меня из темноты выпрыгивает кто-то в белом нижнем белье. Я едва успеваю выставить руку. Угол табуретки врезается в мое предплечье и, еще не осознав боли, изо всех сил бью гада ремнем. Бляха заезжает ему по скуле, но он не падает, а лишь замирает на какое-то мгновение. Этого достаточно для Кицы — тот несколько раз охаживает МТО-шника своим ремнем.
Солдат роняет табурет и, обхватив голову руками, падает на колени. Может, и кричит, но в поднявшемся оре неслышно.
Толстый рукав бушлата смягчил удар, и левая рука моя почти в рабочем состоянии. Подхватываю табурет и швыряю его в глубь помещения.
Уверен, что в кого-то попал.
Дергаю за бляху, укрепляя на кисти ремень.
Больше желающих пока не находится. Краем глаза замечаю, что слева от меня никого нет. Оглядываюсь на наших, и вовремя — Борода уже стоит на взлетке и машет рукой.
Отходим.
Я вижу как двое наших тащут кого-то долговязого. Без сомнения — Соломона.
Рядом появляется Череп. Без полотенца на лице, со съехавшей на затылок шапкой. Одна из тесемок вырвана «с мясом».
— Уходим! Уходим!! — орет он сквозь шум.
Бежим по взлетке. Вдогонку нам летит несколько табуретов. С грохотом падают позади нас, никого не задев.
Изнутри в дверь канцелярии отчаянно молотит запертый там ответственный по казарме лейтеха. Не повезло ему.
На лестнице мы стягиваем с себя полотенца и каски.
— Что с Соломоном? — орет Борода.
Никто точно не знает. Но у Соломона из бушлата на месте поясницы что-то торчит, какие-то лохмотья.
— Порезали его, — бросает Колбаса на ходу. — Бушлаты в сушилку! И все по койкам!