Кишиневское направление
Шрифт:
– Да, господин полковник.
– Ты хочешь спросить, поверил ли я этому русскому? Ах, Генрих... полковник отрешенно посмотрел на Хольтица.
– Кому дано понять душу славянина? Я знаю, тебе хотелось бы применить особые методы допроса в надежде, что русский заговорит, откроет тайну кода и мы сможем провести радиоигру. Вздор, Генрих! Он не сказал пока ни да, ни нет. Это обнадеживает. Значит, этот русский не фанатик - великолепно. Похоже, что он решил сыграть на нашем инструменте свою пьесу. Отлично! Дадим ему такую возможность.
– Но, господин полковник...
– Генрих, в данный момент нам он
Заметив недоумение на лице Хольтица, полковник Дитрих снисходительно похлопал его по плечу.
– Настоящий контрразведчик должен всегда иметь в виду перспективу. Русская разведгруппа доложила в свой штаб все, что мы им разрешили увидеть. Думаю, что этого вполне достаточно, чтобы дезинформация сработала. Надобность в услугах русских разведчиков отпала, поскольку чересчур обильная информация и удивительная легкость, с которой ее добыли, может насторожить полковника Северилова. То, что группа исчезла, не вызовет особого беспокойства: уже седьмая по счету и более удачливая все-таки кое-что прояснилось. Теперь для нас вопрос состоит только в том, чтобы надежно закрыть линию фронта для других русских разведгрупп и подтвердить информацию лейтенанта Маркелова. А вот по поводу этих русских разведчиков...
– полковник Дитрих прошелся по комнате.
– Понимаешь, Генрих, после спецобработки мы получаем искалеченное тело, а нам нужно заполучить искалеченную душу славянина. Вернее, не искалеченную, а исправленную в нужном для нас аспекте. Вот это и есть перспектива.
– Простите, господин полковник, я не совсем понял: вы хотите их перевербовать?
– А почему бы и нет, Хольтиц? Война еще не закончена, и для нашей победы все средства хороши. Мы, к сожалению, мало занимались подобной работой с фронтовой разведкой противника. Русский разведчик знал, что в плену его участь незавидна - допрос и расстрел. Поэтому выбор у него был, как видишь, небогат, и он дрался до последнего.
– А если Маркелов ответит отказом?
– Это ничего не изменит. Возможно, так и будет. Не будем особо огорчаться. Нужно терпеливо работать, Генрих, всего лишь. Одного-двух из них мы должны, если можно так выразиться, перевоспитать. Главное, посеять в их души надежду выжить, а уж всходы нужно будет лелеять заботливо и целенаправленно. Пашню мы подготовили - дезинформация отрезала им пути назад. Исправить положение невозможно, значит, необходимо искать выход. Вот мы им этот выход и предложим.
Полковник Дитрих надел фуражку и направился к двери.
– В шестнадцать я буду здесь, Хольтиц. Хорошо присматривайте за русскими. И пусть будут с ними по возможности вежливыми и предупредительными - это производит впечатление...
* * *
Капрал Виеру лежал на охапке прошлогодней соломы и предавался горестным размышлениям. Еще утром куда-то забрали Берческу. Из головы не выходила и неверная Мэриука. Изредка Георге вспоминались подробности драки с немецкими солдатами: чем все это закончится? Немцы скоры на расправу...
Лязгнул засов, дверь камеры отворилась, и два эсэсовца небрежно швырнули на солому окровавленного человека. Когда охранник замкнул камеру, Георге подошел к новому узнику поближе и только теперь рассмотрел, что это русский солдат. Он был без сознания.
"Вот сволочи!" - зло обругав про себя эсэсовцев, Виеру подложил раненому под голову побольше соломы, осторожно повернул его на бок и принялся искать место ранения. Нашел с трудом - гимнастерка и нательная рубаха были заскорузлыми от засохшей крови.
Не мешкая, он снял свое белье, порвал его на бинты, как сумел промыл водой тело вокруг ран и хорошо перебинтовал спину и грудь русского солдата.
– Во-ды...
– прошептал тот, не открывая глаз.
– Пи-ить...
– Что?
– обрадованно подскочил к нему Георге.
– Чего ты хочешь? Георге в отчаянии пытался угадать, что говорит русский.
– Во-ды... Во... А-а-а...
– застонал русский.
"Может, воды?" - бросился Виеру к бачку возле двери, нацедил полную кружку и, осторожно приподняв голову раненого, принялся понемногу вливать воду в запекшиеся губы. Русский глотнул раз, другой, затем жадно припал к кружке и осушил ее до дна; бессильно откинувшись на солому, он некоторое время лежал неподвижно, словно собираясь с силами, потом открыл глаза и посмотрел на обрадованного Георге.
– Где... я?
– Слова прошелестели, как легкое дуновение ветерка.
– Я солдат!
– ударил себя в грудь Георге.
– Понимаешь, солдат. Румын я! Георге Виеру.
– Что... со мной?
– Я Георге Виеру, румынский солдат! Ру-мы-ни-я, - по слогам выговорил Георге.
– Румын...
– наконец понял раненый и в изнеможении закрыл глаза. Плен...
На этот раз и Георге понял, что сказал русский, но свою радость по этому поводу выражать не стал - молча присел рядом с ним и тяжело вздохнул...
Перед обедом звякнуло окошко, и в нем показалось лицо офицера. Георге сделал вид, что не заметил его, - закрыл глаза и притворился спящим.
– Господин капитан, здесь румынский капрал, - голос охранника.
– В другую камеру, - приказал офицер.
– Некуда, - заупрямился охранник.
– Полчаса назад получили новую партию, все будет забито.
– Ладно, черт с ними, - выругался офицер.
– Здесь места всем хватит. Русские, румыны - все равно...
Когда за Алексеем захлопнулась дверь камеры, его тут же сжали в объятиях.
– Живой!!
– Татарчук сиял от радости и гладил Маркелова, словно маленького ребенка.
– От бисови очи...
– ворчал похожий на оборванца Пригода, смахивая украдкой слезу.
Степан Кучмин молча ткнулся лицом в грудь Маркелова и отошел в глубь камеры.
– Николай... плох, - негромко молвил, не глядя на старшего лейтенанта.
Ласкин, успокоенный присутствием товарищей, лежал в полузабытьи, изредка постанывая.
– Ласкин, ты меня слышишь?
– склонился над ним Маркелов.
Ласкин открыл глаза и, увидев Алексея, попытался улыбнуться.
– Ко-ман-дир...
– прошептал он с трудом и снова прикрыл веки.
Маркелов стиснул зубы и отвернулся, на глаза ему попался Георге, который скромно примостился в углу камеры.
– А это кто?
– спросил он у Татарчука.
– Капрал румынский.
– Подсадка?
– шепнул старшине на ухо Маркелов.
– Не похоже. С какой стати?
– А вот с какой...
– Старший лейтенант отошел в другой конец камеры.
– Идите сюда.
– И рассказал разведчикам о предложении полковника Дитриха.