Китай и страны Южных морей в XIV–XVI вв.
Шрифт:
В дальнейшем представления китайцев о своей стране как о высшем государстве и о повсеместной верховной власти императора слились воедино, соответствующим образом влияя на всю систему взаимоотношений Китая с зарубежными странами и народами. При этом необходимо подчеркнуть, что эти воззрения китайских политиков прошлого не были неизменными, раз и навсегда приобретенными в классической китайской древности. В процессе становления и развития отношений с другими странами они находили свое конкретное проявление в китайской внешнеполитической практике. Иначе говоря, в течение многих веков они уточнялись и конкретизировались, постепенно превращаясь в стройную систему идеологических принципов, на которых строились внешние связи [70] .
70
Важно подчеркнуть, что оформление указанных идеологических принципов китайской политики — категория историческая. Китайская историографическая традиция склонна всякое явление определенного исторического периода выводить в неизменном виде с глубокой древности. Так, например, в некоторых источниках записано, что начало посольским связям Китая с иноземцами было положено еще при основателе династии Инь (XVI в. до н. э.) и что к иньскому двору приходили послы из 76 иноземных стран (J. К. Fairbank, S. Y. Teng, On the Ching Tributary System, p. 142).
В!Конце XIV–XVI вв. н. э. произошли дальнейшие сдвиги как в оформлении указанной идеологической системы, так и в области ее практического применения. Представления об исключительном месте Китая среди всех прочих стран и народов были восприняты минским правительством. Это нашло отражение в самых ранних документах той эпохи, касающихся внешних связей. Весьма характерна в этом отношении следующая запись из. «Мин ши лу», датируемая концом XIV в.: «При утверждении [династии Мин] в Китае страны всех четырех стран света были поставлены на подобающее им место без каких-либо намерений, подчинить их [со стороны Китая]» [71] . Обращает на себя внимание та предопределенность, с которой здесь говорится о привилегированном положении Китая среди прочих стран. Таким образом китайская дипломатия минского времени пыталась обосновать систему взаимоотношений империи с внешним миром. Например, в одном из указов Чжу Юань-чжана для иноземных стран сказано: «С тех пор как существует Небо и Земля, существует и деление на государей и подданных, на высших и низших. Поэтому и установился определенный порядок в отношениях Китая с иноземцами всех четырех стран света. Так была издревле» [72] . Как видим, китайская дипломатия рисовала себе эти отношения отнюдь не на взаимно равных условиях. В некоторых китайских трудах даже содержится специальное предостережение против равноправия при установлении связей с иноземцами: «Обращение с ними (иноземцами. — А. Б.) как с равными равносильно легкомысленному перенятию чуждых обычаев» [73] . Ссылка на возможность перенятия чуждых обычаев в данном случае выглядит весьма убого и, естественно, не может объяснить истинной причины того неравенства, которое китайская дипломатия была намерена соблюдать в отношениях с иноземцами.
71
Цит. по: Чжэн Хао-шэн, Шиу шицзи чуе Чжунго юй Я-Фэй гоцзя-цзянь-ды юи гуаньси, стр. 24.
72
Янь Цун-дянь, Шу юй чжоу цзы лу, стр. 446.
73
Лун Вэнь-бинь, Мин хуй яо, т. I, стр. 255.
Взяв на вооружение идею предопределенного превосходства Китая над иноземными народами, минское правительство рассчитывало таким образом добиться возможно большего поднятия авторитета своей власти в стране и укрепления своего положения на международной арене. Наибольшего успеха оно, естественно, могло ожидать не в отношениях с северо-западными соседями, а в Корее, Дайвьете, Верхней Бирме и странах Южных морей.
Применяя указанную доктрину в странах Южных морей, китайская дипломатия в конце XIV в. попыталась облечь ее в форму признания последними вассальной зависимости от Китая. Предполагалось добиться этого не только декларативным провозглашением верховной власти китайского императора в посланиях-манифестах, направленных в данные страны. Этому должна была служить целая система мер, предпринятых минской дипломатией. Какими методами действовала она в данном случае, можно хорошо представить себе на примере посольства Шэнь Чжи и Чжан Цзин-чжи в Бони в 1370–1371 гг.
Посольство, выехав в конце 1370 г. из Цюаньчжоу, сначала направилось на Яву и только в 1371 г. прибыло в Бони. (Страна Бони в то время находилась в зависимости от яванских властителей). Как записано в источниках, властитель Бони Махамоша (в китайской транскрипции) оказался «заносчивым» и, «возгордись», не захотел выполнить предложенных ему китайскими послами церемоний и признать себя вассалом китайского императора. Тогда Шэнь Чжи обратился к нему через переводчика со словами: «Под властью императора находятся все четыре моря. Он все озаряет своим блеском, как солнце и луна, (власть его простирается повсюду), где выпадает иней и роса. Нет таких стран, которые бы не прислали императору посланий, называя себя вассалами. Бони же — крохотная страна — вознамерилась противиться авторитету Небесного трона?». Это заставило властителя Бони задуматься. Он ответил: «Император управляет Поднебесной, значит он является моим государем и отцом. Разве я осмелюсь в чем-либо противоречить ему». Шэнь Чжи, ухватившись за эти слова, убедил Махамошу выполнить положенный церемониал в знак почтения императору. Трон властителя был убран, а на его месте водружен стол, на который среди курильниц с ароматными курениями был положен императорский манифест для страны Бони. Властитель приказал своим приближенным поочередно бить поклоны перед этим столом. Затем Шэнь Чжи торжественно огласил манифест и передал властителю, который принял его с поклоном. На этом прием был закончен.
Однако на следующий день Махамоша вновь попытался отказаться направить посольство с данью в Китай, как того требовали китайские послы. Свой отказ он аргументировал тем, что жители о-вов Сулу в недалеком прошлом напали на Бони и вывезли из страны все ценные и дорогие вещи, которые можно было бы послать императору в виде дани. Властитель просил дать отсрочку в три года. Но Шэнь Чжи продолжал настаивать: «Уж прошли годы с тех пор, как император вступил на Великий трон. Иноземные послы со всех четырех стран света — на востоке до Японии и Кореи, на юге до Цзяочжи (Северный Вьетнам. — А. Б.), Тямпы и Дупо (Явы. — А. Б.), на западе до Турфана, на севере до монгольских племен — один за другим беспрерывно приходят ко двору. Если даже ван немедленно пошлет послов, то и тогда он опоздает. Как же можно говорить о трех годах?» Однако властитель Бони повторил отказ, ссылаясь на свою бедность. Тогда Шэнь Чжи сказал: «Император богат тем, что обладает всеми четырьмя морями. Разве он что-либо вымогает? Но он желает, чтобы ван назвался вассалом (фань) и подчинился, вот и все».
После этого местный властитель созвал на совет своих подчиненных. Было решено отправить в Китай послом некоего Исымаи (Измаила) в сопровождении четырех человек с посланием императору, грамотами и подарками. Китайские послы, к великой радости Махамоши, отказались от предложенных лично им подарков. Однако перед отправкой посольства Исымаи в Бони прибыли посланцы
В конце 1371 г. посольство из страны Бони прибыло в Китай. Оно было торжественно принято и с богатыми подарками отправлено на родину [74] .
Таким образом, основное подтверждение вассальной зависимости Бони Шэнь Чжи усматривал в том, чтобы непременно добиться от местного властителя ответного посольства с «данью» к китайскому двору. Китайские послы, направленные в конце 60-х — начале 70-х годов XIV в. в другие страны Южных морей, также видели свою первейшую задачу в обеспечении прибытия в Китай ответных посольских миссий. При этом большинству добиться этого было легче, чем Шэнь Чжи. Отмеченный выше курс на «привлечение добрым отношением» предполагал по возможности избегать острых конфликтов. Прибытие ответных посольств из заморских стран должны были обеспечить богатые подарки иноземным властителям «их приближенным, которые передавались им китайскими посланцами при вручении императорских манифестов. Послы обещали также не менее богатые подарки в случае визита местных посланцев в Китай. Эта мера была весьма действенной. К тому же китайские послы предлагали иноземным властителям установить отношения с Китаем в традиционной форме периодических визитов посольских миссий. В результате китайской дипломатии удалось добиться прибытия ответных посольств из большинства сравнительно крупных стран Южных морей.
74
«Минь шу», цз. 104, стр. 106; «Мин ши», цз. 325, стр. 31774(2–3); Янь Цун-дянь, Шу юй чжоу цзы лу, цз. 8, стр. 50а.
В 1369 г. было прислано ответное посольство из Тямпы [75] , в 1370 г. — посольства с Явы [76] , а в 1371 г. — из Камбоджи, Сиама, Палембанга и Бони [77] . В дальнейшем круг заморских стран, поддерживавших с Китаем посольские связи, продолжал расширяться. В 1372 г. прибыло посольство с о-ва Лусон [78] , в 1376 г. — из страны Ланьбан [79] , в 1377 г. — из страны Таньба [80] , в 1378 г. — из Паханга и Байхуа [81] и, наконец, в 1383 г. — из Самудры [82] .
75
Чжэн Сяо, Хуан мин сы и као, стр. 32.
76
«Мин ши», цз. 324, стр. 31770(3).
77
Там же, стр. 31766(2), 31767(2), 31772(3); «Минь шу», цз. 104, стр. 106.
78
«Мин ши», цз. 323, стр. 31755(1).
79
«Мин ши», цз. 325, стр. 31780(4)–31781(1). Находилась на суматринском берегу Зондского пролива.
80
Там же, стр. 31781(1). Предположительно на Суматре.
81
Там же, стр. 31781 (1–2). Находились соответственно на п-ве Малакка и на Северной Суматре.
82
Там же, стр. 31779(4).
Каким же образом успех в завязывании официальных отношений со странами Южных морей использовался минским правительством для достижения отмеченных выше политических целей? Дело в том, что китайские политики пытались представить ответные посольства в глазах населения и своих противников как проявление и подтверждение вассальной зависимости иноземцев. Достигалось это соответствующей обработкой письменных документов, доставлявшихся иноземными послами, представлением прибывших как послов-данников, установлением для приема иноземных послов церемониала, символизировавшего подчиненное положение последних. Рассмотрим это подробнее.
Ответные посольства из заморских стран доставляли послания. Иногда эти послания были выгравированы на золотых пластинах или написаны золотыми буквами [83] , но чаще это были обычные для той или иной страны официальные письменные документы. Как отмечается в китайских источниках, в посланиях иноземные властители признавали себя вассалами китайского императора. Однако надо иметь в виду, что тексты посланий переводились в Китае специальными переводчиками на китайский язык [84] . При этом, естественно, им придавалась форма, принятая в Китае за образец для такого рода документов. Вот, например, как звучало в переводе на китайский язык начало послания, доставленного из Тямпы в 1371 г. от властителя Адаа (в китайской транскрипции): «Вступившему на престол Императору Великой династии Мин подвластны все четыре моря. Власть его [простирается] повсюду, как небо и земля, покрывающие и поддерживающие друг друга. Он освещает все, как солнце и луна. Адаа же подобен одинокой былинке или деревцу, только и всего. [Он] удостоился чести: Император прислал посла с золотой печатью и провозгласил [его] ваном страны Тямпа. [Адаа] приносит глубокую благодарность. [Его] радость во сто крат сильнее обычной радости» [85] .
83
Размер золотых пластин был невелик. Так, в «Мин ши» говорится, что послание из Тямпы от 1371 г. было выгравировано на пластине длиной в 32 см. и шириной в 3,2 см [цз. 324, стр. 31761 (I)].
84
«Мин ши», цз. 324, стр. 31761(1); Ю. Тун, Вай го чжуань, цз. 3, стр. 1а.
85
«Мин ши», цз. 324, стр. 31761(1).