Китайские дети
Шрифт:
– Рэйни, если съешь французский тост, разрешу посмотреть «Кунг-фу Панду» после завтрака, – сказала я.
– А что такое «французский тост»? В нем яйцо есть? – Яйцо и для Рэйни, судя по всему, имело особый смысл.
– Ну… Французский тост – это хлеб. С чуточкой яйца, – рискнула я. – Но… в основном хлеб.
Рэйни глянул на покрытое яйцом сооружение, которое я устроила у него на тарелке, подумал о пандах, занятых кунг-фу, и кивнул. Попросил стакан воды, и я устроилась на стуле в десяти футах, делая вид, что читаю книгу.
Рэйни разместил пластиковый стаканчик с водой по курсу «два часа», рядом с тарелкой. С минуту смотрел на получившееся. Затем осторожно
Маленькие пальчики раскрошили тост на кусочки, Рэйни разметал их по тарелке. Оглядел. Глубоко вдохнул. Выбрал один и сунул в рот.
Далее он стремительно схватил стакан с водой и наклонил у рта, смывая тост, словно лодчонку по туннелю – штормовой волной. Замер, вдохнул еще раз и повторил все сначала. Я долила ему воды, когда стакан опустел. Рэйни действовал решительно, не прерывался на болтовню и не улыбался. Через четверть часа и после трех стаканов воды французский тост исчез.
Я слышала голоса всех до единого американских педиатров и диетологов, от клиники Мэйо до доктора Сирса [2] : не устраивайте пищевых баталий. Не заставляйте ребенка есть. Не превращайте трапезы в источник тревоги. Едой нужно наслаждаться, иначе позднее в жизни разовьется расстройство питания.
Можно было смело сказать, что против этих запретов я сделала все – в потрясающих масштабах. Мое обещание «Кунг-фу Панды» тоже было табу на Западе: никогда не вознаграждать за употребление пищи.
2
Клиника Мэйо (осн. в 1889) – частное лечебное и исследовательское медицинское учреждение, один из крупнейших медицинских центров в мире, расположен в г. Рочестер, Миннесота. Уильям Пентон Сирс (р. 1939) – американский педиатр и телеведущий, автор и соавтор тридцати с лишним книг для родителей, посвященных беременности, рождению и развитию детей, поборник философии естественного родительства.
И все же я поразилась. Никогда бы не подумала, что мой трехлетка способен к подобному проявлению решимости. Я едва узнала в этом создании, заставившем себя добраться до цели, которая его не радовала, моего истеричного, швырявшегося едой малыша со сколотым зубом. Культура навязывала представление о том, что учителю виднее, но оправдывает ли средства поставленная цель?
После того как тарелка опустела, Рэйни уселся перед телевизором, на экране появился «Кунг-фу Панда».
– Учителя наблюдают за тобой, когда ты ешь? – спросила я. Рэйни помолчал, обдумывая мой вопрос.
– Скажу, если разрешишь мне посмотреть и про Паровозика Томаса [3] .
2. Дела семейные
Мы не детей берем – мы берем родителей.
Вчера я общалась с родительницей, которая купила две флейты. Одну для себя, чтобы упражняться вместе с ребенком.
Такие родители мне по нраву.
Через несколько месяцев после того, как Рэйни пошел в сад, моя приятельница-китаянка У Мин Вэй привела к нам своего сына Хао поиграть.
3
«Томас и его друзья» («Thomas the Tank Engine & Friends», с 1984 г.) – британский детский анимационный сериал по мотивам цикла книг английских писателей Уилберта и Кристофера Одри.
– Ты
У Мин были все признаки городской родительницы из среднего класса: постоянная работа врача, двое сыновей, рожденных законно – благодаря лазейке в китайском законе об одном ребенке на семью, – квартира с комнатой для бабушки, жившей в этой самой комнате, прописка всего в квартале от приличных государственных детсадов, планы на будущее детей.
Я считала Мин эдаким неформальным экспертом по образованию. Она же, со всей очевидностью, обо мне так не думала.
Я глянула на ее мальчика, сидевшего по-турецки перед грудой «Лего». Мин все за него сделала: вытащила детальки, разложила их на полу и даже выдала фрагмент, с которого надо было начинать.
– На самом деле у нас есть правила, – сказала я Мин, вдруг обидевшись. – Но прыгать с кресла и лазать под стол – не опасно. Не понимаю, что тут такого.
Мин задумалась.
– Ты позволяешь ему исследовать – это роскошь, – сказала она с налетом зависти, а сама наблюдала, как Рэйни вылезает из-под стола с мячом в руках. – Иностранцы – они посвободнее.
Тем временем малыш Хао что-то сосредоточенно городил.
У Рэйни случались припадки внимательности, но обычно он не сидел спокойно и уж точно никогда дольше четверти часа подряд. Ребенок в движении – вихрь, он носится туда-сюда, бросается утолять любой порыв, какой бы ни настиг его. Утихомиривать подобную бурю само по себе подвиг. Как в таком маленьком ребенке воспитывать усидчивость? Поди пойми. Да и хорошо ли это?
– Я – да, иностранка, но наши с тобой дети – в одной и той же образовательной системе, – сказала я Мин. – Возможно, потому что мы с ним держимся посвободнее, Рэйни трудно привыкать к садику.
Мин кивнула, словно я подтвердила некое ее тайное подозрение на мой счет.
– Какие вай кэ он посещает? – спросила она.
– Вай кэ? – повторила я чуть ли не про себя. Факультативные занятия? Уже? Я глянула на наших детей – ее возился с кубиками, мой гонял кругами вокруг обеденного стола. Мин наверняка понимала, каков будет мой ответ.
– Я об этом еще не думала, – проговорила я. – А на какие Сяо Хао ходит?
– Английский, математика и пиньин, – ответила Мин. Пиньин – фонетическая запись китайских иероглифов. Запоминаешь любой иероглиф на пиньине – и тут же знаешь, как этот иероглиф произносить. К примеру, хайцзы – запись на пиньине иероглифа , что означает «ребенок». Сюэсяо – , то есть «школа».
Я вспомнила, как один родитель поучал меня на тему факультативов. Дочке Грегори Яо было всего пять, но она уже брала шесть уроков в неделю, в том числе ходила и в переполненные классы математики, а также на курсы «маленький магистр делового администрирования», где начиная с четырех месяцев от роду малышню натаскивали в «шести ключевых областях», в том числе лидерстве и глобальном мышлении, со слов одного хозяина такой школы.
– Зачем? Зачем так рано? – спрашивала я у Яо, в котором невооруженным глазом видно было напряжение – и внутренний раздрай – современного родителя-китайца, облаченного в нейлоновую курточку поверх согбенных плеч.