Киж
Шрифт:
При каждом ударе впечатлительный Филин, наблюдавший избиение через трубу, вздрагивал, как будто били его, а благородный Бедин не выдержал и предложил:
– Надо выручать парня. Он хоть и дурак, а свой. Археологи пусть подползут к колонне и забросают ее булыжниками, а мы с Филиным тем временем захватим джип и рванем через кусты. Танк нас не догонит.
– Это
Бедин направил на разведчика пылающий негодованием взгляд, не находя слов для выражения обуревающих его чувств и лишь нервно сжимая и разжимая костистые кулаки матерого боксера, как вдруг со стороны озера раздался чистый звук горна.
В поисках невидимого трубача автоматчики Гоплинова оставили пленного капитана в покое, вся басурманская рать залегла вдоль дороги, водители дизельных тяжеловозов в фосфорически оранжевых комбинезонах попрятались под колеса машин, а танк, как сумасшедший, завертел во все стороны своей плоской головой.
– Ложись! – приказал товарищам Бедин, опасаясь, что военные заметят их и с перепугу начнут палить из пушки. Повторять приказ не пришлось. Беглецы вжались в землю, пытаясь расплющиться до состояния пыли, утонуть в траве, заползти червями под грунт.
Кровь стучала в висках Филина, пот стекал по лицу и спине, но он не смел его отереть, словно малейшее движение могло навлечь на него смертельный удар с небес. Глеб попытался вспомнить и прочесть про себя “Отче наш”, но в голове путались сплошные “Иже еси”. “Да приидет Царствие Твое”, – вспомнилось наконец Филину, и в этот момент земля дрогнула.
Теперь земной шар, ставший пугающе покатым и неустойчивым соответственно своей геометрии, утробно загудел и заколебался, словно пытаясь стряхнуть с себя паразитическое покрытие, к тому же мгновенно поднялся ровный ветер, сдувающий людей куда-то в тартарары с такой неистовой силой, что Филину пришлось вцепиться руками в траву. Наконец сквозь опущенные веки
После этого он уже не чувствовал никакого трясения, не слышал никаких звуков. И если это была смерть, ничего более приятного в жизни с ним не происходило. Он летел на круглом боку земного шара, медленно и благостно вращаясь в сияющем космосе своего ясного ума, и улыбался, вернее, он плыл по звонкому сиянию, держа в объятиях невесомый шар земного тепла. Теперь не существовало верха и низа, начала и конца, направления и цели, но движение было, и движение было – покой.
– Вставай, – услышал он голос откуда-то сверху. – Тебя не убили и никогда не убьют.
Над ним стоял и улыбался его друг Феликс Бедин. Товарищи по побегу – актриса, археологи, младшие разведчики и даже их противный командир – стояли поодаль и с умилением смотрели на просыпающегося
Филина, как смотрят заботливые няньки на родившееся дитя.
Оккупационной колонны на дороге и след простыл. Не было видно и усадьбы, которая исчезла за лесом вместе с холмом. Зато озеро Синеяр теперь плескалось на расстоянии вытянутой руки, обдавая лицо живительной свежестью, а на противоположном берегу стояли какие бородатые мужчины в рубахах до колена и женщины в расшитых сарафанах до земли. Их было много, человек пятьдесят, их красивые одежды четко белели в тени леса. Как будто убедившись в том, что беглецы живы, странные люди молча повернулись и, не спеша, скрылись в лесу.
– Смотри! – Бедин указал рукою на небо. По небу плыл древний город с белокаменными зубчатыми стенами, золотыми куполами и точеными башнями. Точно такой же, но перевернутый и затемненный город плыл по озеру, не достигая берега. Город плыл на восток.
– Идем на солнышко, – сказал Бедин. – Киж не стоит на месте.
“Дружба Народов” 2004, No 7