КК. Книга 8
Шрифт:
– Виенши, - неохотно произнес рыбак.
– Староста я местный. И тебе н’ хворать. Чего нужно тебе, Охтор?
– У меня есть деньги и золото, - Макс достал из-за пояса тряпицу, - много золота, почтенный Виенши. Я все тебе отдам, если ты продашь мне чистую одежду и обувь, и немного той мази, что вы раны лечите. И еще кое-что…
Рыбак, вопреки ожидаемому, хоть на золото и покосился с жадностью, но рук сразу тянуть не стал.
– Дорого платишь, - рассудительно произнес он.
– Н’ за одежду с обувью, да? Н’ тебя ль, странник, ищут н’оры на
– А много ли тех, кто ищет?
– отозвался Макс, протягивая старосте кусочек золота.
– Откуда ж мне знать? Сюда только двое прилетали, - невозмутимо ответил рыбак, перехватывая самородок и пробуя его на зуб. Тротт протянул ему еще.
– А вот сын мой в море видел, как н’встречу, к гиблому лесу, с пяток раньяров со всадниками летят. И с другой стороны еще два прибыли, странник. Каждый день деревни н’ши облетают, рыбу отбирают, спрашивают, н’ видали ль девки крылатой с волосами, белыми, как козья шерсть… Вот и думаю я… н’ тебя ль?
– Так я же не девка, - развел руками Охтор.
– Ты-то н’т, - Виенши глубокомысленно осмотрел гостя, - да вот говорят, что девка та н’ одна идет, что помощник у нее есть, который с одного маха раньяра н’пополам разрубает.
– Брешут, - отозвался Макс.
– И о девке я никакой не знаю. Я в море рыбу ловил, лодка перевернулась, все вещи на дно ушли. Остался с тем, в чем был. Еле на берег выбрался, полночи шел, пока на твою деревню наткнулся.
– Н’да, н’да, - покивал староста.
– Так скрывать я н’чего не стану, даже за твое золото, крылатый. А то откроется - и меня убьют, и деревню сожгут.
– Я тебя и не прошу скрывать, - ответил Макс, - спросят - расскажешь. Можешь даже сказать, что я тебя с ножом у горла заставил. Сын твой болтать не будет?
– Мы н’ болтливы, - буркнул староста.
– А жена твоя тоже не болтлива?
– поинтересовался Тротт.
Рыбак напрягся, потянулся к ножу.
– Зачем тебе, странник, о моей жене знать?
– Да так, - морщась, проговорил инляндец, - спросить надо кое-что, о чем только бабы знают. Так что, почтенный Виенши, возьмешь мое золото? И с женой дозволишь поговорить?
Рыбак ещё поколебался. Фителек в плошке пару раз прыснул горящими искрами и погас.
– Добро, - сказал хозяин и плюнул на руку, чтобы скрепить договор.
– Повтори-ко, что тебе н’жно, странник.
Макс добрался до стоянки ещё быстрее, чем до деревни. Отнял от норы листья, спустил туда добычу - и тут понял, что не видит принцессу. По спине ударило холодом, и он присел - и выдохнул со злым облегчением.
Богуславская не спала - она сидела, обхватив колени, забившись к самому краю убежища, и зеленые глаза ее укоризненно мерцали.
– Вы меня обманули, - прошептала она сипло и прерывисто.
– Да, - согласился он, забираясь в нору.
– Я очень испугалась, когда проснулась, а вас нет, профессор.
– Надо было не просыпаться, - грубо ответил он, вытягиваясь на мху.
– Ложитесь, Богуславская. Хорошо, что вы не плачете, у меня ей-богу нет сил вас утешать сейчас.
Она долго возилась в узкой норе, пытаясь подползти и вытянуться рядом, и, наконец, затихла.
– Главное, - прошептала она, - что вы сами вернулись, профессор.
Макс уже почти не слышал этого - он от усталости ушел в тупое полусонное состояние. В голове крутились остаточные размышления - он, точнее, Охтор, много ходил по этому миру и встречал разных людей. И далеко не все из них были по-звериному жестоки, как норы и наемники. Были здесь и простые люди, которые так же, как во всех мирах, просто хотели жить. Как сегодняшний рыбак - он хитро щурился на прутик и на ноги гостя, что-то бормотал себе под нос про девок, которых никто не видел, однако нашел у жены обувку и с женой поговорить разрешил. На обратном пути Макс, привыкший к нравам Лортаха, ждал погони - если бы его прирезали да сдали норам, рыбаки бы еще вознаграждение получили, и ничто не мешало старосте поднять мужиков и погнаться за крылатым, - но никто его не стал преследовать.
Значит, даже самые жестокие боги не делают человека зверем. Зверем себя делает сам человек.
На Тротта от усталости и груза завтрашнего дня напала бессоница - вымотанное тело болело и требовало подкрепиться, но вставать не было сил. Макс все ворочался, пока не пришлось замереть - Богуславская, заснувшая было, вскинулась, тараща глаза, сонно потерла их и пробормотала облегченно, укладываясь обратно:
– Вы здесь… здесь…
Повернулась к нему спиной и, поерзав, прижалась так, что короткие волосы на затылке полезли ему в рот.
Макс чертыхнулся и чуть отстранился. Но от принцессы, согревшейся под его курткой, шло тепло, и он как-то очень быстро расслабился и заснул. И все оставшиеся часы сна ощущал, как периодически щекотно становится его щеке и губам.
Глава 19
12 февраля по времени Туры, Нижний мир, Макс Тротт
Утром Богуславская первым делом распотрошила узелок с принесенными им вещами, прижала их к груди и недоверчиво уставилась на Макса. Были в ее взгляде и обида, и страх, но все перебивало такое восхищение, что она живо напомнила ему напарницу Стрелковского, Люджину, которая тоже взирала на него с благоговением.
Ему не хотелось признаваться себе, что взгляды эти были ему приятны.
– Это всего лишь одежда, Алина, - сказал он сухо.
– Переодевайтесь. У нас мало времени.
Принцесса поспешно закивала и побежала к ручью. И вернулась уже умытой и одетой.
– Обувь не жмет?
– поинтересовался Тротт, разглядывая ее.
– Нет, даже большая, - Богуславская вытянула ступню из ботинка - тот был широковат, сделан из грубой кожи местных ящеров, - я тут обмотала, профессор.
Он посмотрел на эти рыхлые «обмотки», скривился и приказал сесть. И, осмотрев ступни - нет ли повреждений, - начал заново плотно перематывать их по щиколотки.