Клад Наполеона

Александрова Наталья Николаевна

– Здоров, дядя Петя! – приветствовал Василий старика.

Это действительно был пасечник дядя Петя, обитатель хутора, расположенного в глубине леса, вдалеке от всех деревень и поселков.

Удивление участкового было вызвано тем, что пасечник крайне редко покидал свой хутор, он жил там безвылазно зимой и летом, выбираясь из дома только раз в месяц, чтобы получить пенсию, да еще по каким-нибудь совершенно исключительным поводам.

Так же зимой и летом, невзирая на погоду и климатические условия, дядя Петя был всегда одет в телогрейку и картуз. Правда,

у него имелись две формы одежды, повседневная и парадно-выходная. Обе эти формы состояли все из той же телогрейки и картуза, но та телогрейка, в которой пасечник копошился по дому, работал в огороде и общался со своими пчелками, под действием солнца и дождя выцвела и приобрела неопределенный цвет, который деревенские остряки называли серо-буро-малиновым. И картуз к ней полагался соответствующий – выгоревший и измятый до такой степени, как будто его долго пережевывала корова, прежде чем с негодованием выплюнуть.

Сегодня же пасечник оделся в парадно-выходную форму, то есть в телогрейку, сохранившую первоначальный черный цвет и даже довольно ладно сидящую на подтянутой и сильной дяди-Петиной фигуре, и в картуз, лишь немного помятый и с козырьком, сломанным всего лишь в одном месте.

– Здоров, дядя Петя! – повторил участковый, подходя к крыльцу и протягивая руку для рукопожатия.

– И тебе того же самого! – солидно ответил пасечник, поднимаясь во весь свой немалый рост. – Ну что, милок, не всех еще преступников переловил?

– Какое там, дядя Петя! – махнул рукой участковый. – До самой пенсии хватит и на потом останется! А ты, дядя Петя, по какому случаю приехал? Вроде бы пенсия еще не скоро?

– Не скоро, – согласился пасечник. – Да я не за пенсией. Я с тобой поговорить хотел.

Он выдержал приличную паузу, чтобы Василий мог как следует проникнуться серьезностью момента, и продолжил:

– Помнишь, Вася, ты ко мне третьего дня на пасеку заезжал? С дружком своим, солидный такой мужчина…

– Ну, помню, само собой!.. – насторожился Василий.

– Ты меня еще спрашивал, не проезжал ли кто мимо моей пасеки…

– Ну, конечно! Ты нам тогда, дядя Петя, здорово помог – направил нас к Гнилому болоту…

– Так-то оно так, – смущенно проговорил старик. – К болоту-то я вас направил, да только я кое-что тебе не рассказал…

Он снова замолчал и, сдвинув картуз на лоб, почесал в затылке.

– Я, понимаешь, как узнал, что такое дело серьезное случилось, что аж четверых человек на озере убили, задумался да начал припоминать…

– А откуда же ты, дядя Петя, про это узнал? – поинтересовался участковый. – Ты же со своей пасеки не выходишь?

– Да ведь как – слухи-то, они сами всюду доходят… – ответил старик неопределенно. – Сороки опять же на хвосте приносят… Да ты меня не перебивай, а то я и сам собьюсь…

– Молчу, молчу! – Вася замахал руками. – Так что же ты припомнил?

– Я тебе, Вася, что тот раз рассказал?

– Что возле Гнилого болота мотор шумел, а потом все затихло… и слова твои подтвердились, мы в Гнилом болоте машину нашли полузатопленную.

– Вот то-то и оно, что сперва-то все затихло, а потом снова мотор зашумел, только не такой.

– Что значит – не такой? – переспросил Василий, которого уже утомила манера деда выдавать информацию в час по чайной ложке.

– Ты не перебивай меня! – насупился старик. – Быстрый какой! Если я говорю – не такой, значит, не такой! Первый раз мотор шумел, примерно как у твоей машины, а второй раз – как у того драндулета двухколесного, на котором Сашка-почтальон ездит.

– Мотоцикл, что ли? – уточнил Василий.

– Во-во, мотоцикл! И шумел он не в том самом месте, что первый раз, а в сторонке. В той стороне, где дуб растет, молнией расколотый. Ну, который Громовым называют.

Старик помолчал, дав участковому переварить услышанную новость, а потом продолжил:

– Я как про этот второй шум вспомнил, так сходил туда, к Громовому дубу, и нашел там место, где он свой драндулет прятал. Ветки там поломаны да трава примята…

– А ты можешь мне, дядя Петя, показать то место?

– Почему не показать? Показать, это можно! Раз уж дело такое серьезное…

Василий усадил пасечника в свою машину и поехал по проселочной дороге в лес.

По дороге старик вздыхал и охал:

– Вот ведь до чего народ ленивый стал! Своими ногами никто уже не ходят, только ездиют – кто на машине, кто на драндулете двухколесном… А только ты с машины ничего не увидишь – где грибы, где ягоды, где родник с хорошей водой… По лесу пешком надо ходить, своими ногами! Тогда лес тебе откроется…

– Очень уж долго тогда будет, дядя Петя! Своими ногами сколько времени уйдет…

– А вам лишь бы все побыстрее! – не сдавался старик. – Поспешность, она только при ловле блох нужна! А во всех других случаях лучше не спешить. Вот пчелки мои, они не любят, ежели кто торопится…

– Ну, дядя Петя, – прервал Василий рассуждения старика. – Вот твоя пасека. Говори, куда теперь ехать?

Вдруг от пасеки подбежала с громким лаем неказистая черная собачонка.

– Давай, Вася, Джульку с собой возьмем! – неожиданно предложил старик.

– Это еще зачем? – удивился участковый. – От нее только шум будет и беспорядок!

– Шума от нее совсем немного, – обиженно возразил пасечник. – Она у меня не пустолайка какая-нибудь. А беспорядка от другого человека гораздо больше, чем от моей Джульки. А вот зато польза от Джульки очень большая: у нее чутье замечательное, и она даже очень старый след может учуять… помню, как в запрошлом году…

– Ладно, дядя Петя, бери свою овчарку! – согласился участковый, только чтобы не выслушивать очередную историю пасечника.

– Садись, Джуленька! – Дядя Петя открыл дверцу машины, и собачонка так ловко вспрыгнула на заднее сиденье, как будто она делала это каждый день.

– Так вот, в запрошлом году ходил я с Джулькой по лесу, – продолжил старик. – И вдруг она как залает…

– Погоди, дядя Петя, потом доскажешь! – перебил его Василий. – Ты мне говори, куда ехать!

– Я же тебе сказал – к Громовому дубу! – обиженно ответил старик.