Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов
Шрифт:
Она на мгновение задумалась.
– Кстати, о намерениях. Ты взяла Путеводитель, чтобы вернуться назад?
Я похлопала себя по нагрудному карману, где лежала тоненькая книжица, и Хэвишем исчезла, чтобы спустя мгновение вернуться, взять собак и снова исчезнуть. Я уже готова была прыгнуть на второй этаж, когда знакомый голос за спиной заставил меня обернуться.
– Привет! – мурлыкнул Чеширский Кот. – Все в порядке?
Он сидел на верхушке Буджуммориала и расплывался в широчайшей улыбке.
– Я отправляюсь на практический экзамен.
– Великолепно! – обрадовался Кот. – И куда?
– В «Тень – пастуший пес».
– Энид Блайтон, издательство Коллинза, двести пятьдесят шесть страниц, с иллюстрациями, – пробормотал Кот, для которого
– Хеппи-энд, – объяснила я. – Надо подменить собак.
– А! – сказал Кот, дрогнул усами и заулыбался еще шире. – Примерно как мы в прошлом году поступили с джипсоновским «Старым брехуном». [66]
– «Старым брехуном»? – недоверчиво переспросила я. – И что, новый конец и правда счастливый?
– Надо было тебе прочесть эту книгу до того, как мы ее изменили. Печально – не то слово. У детей она вызывала психологическую травму.
Он громко фыркнул и исчез с легким хлопком.
Я немного подождала, на случай если он снова возникнет, а потом старательно прочла путь на второй этаж Библиотеки и сняла с полки роман «Тень – пастуший пес». Постояла немного. От волнения у меня взмокли ладони. Я выругала себя. Насколько сложной может оказаться отладка сюжета в Энид Блайтон? Я глубоко вздохнула и, несмотря на простоту романа, открыла тоненькую книжечку с изрядной дрожью в руках, словно отправлялась в «Войну и мир».
66
Герой книги Фредерика Джипсона «Старый брехун» – пронырливый вислоухий пес
Глава 19
Тень – пастуший пес
«Тень – пастуший пес» – история о невероятно преданном и умном псе, живущем в предвоенной сельской местности, была напечатана издательством Коллинза в 1950 году. Энид Блайтон, страдавшая писательским недержанием с ранних лет, искала убежища от своего несчастливого детства в простых историях, которые сочиняла для детей. Ее не раз переиздавали, модернизируя под современный вкус, так что она оставалась популярной на протяжении пятидесяти лет. Самостоятельные дети ее повестей живут в идеализированном мире вечных летних каникул, приключений, ранних ужинов с чаем, имбирного лимонада, пирожных и таких тупых взрослых, что им постоянно приходится все объяснять, – последнее не так уж и далеко от истины.
Я оказалась в книге на середине двести тридцать первой страницы. Джонни, второй главный герой книги, сын фермера и хозяин Тени, через несколько дней пойдет к ветеринару проверять овчарке зрение, так что краткая рекогносцировка на местности не помешает. Если мне удастся убедить ветеринара подменить собак, а не заставить в приказном порядке – тем лучше. Я очутилась в городе, представлявшем собой идиллическую смесь Уорикшира и Дейлса образца сороковых годов. Повсюду зеленая трава, выставочный скот, покрытые желтым лишайником каменные стены, солнце и здоровые, улыбающиеся люди. Лошади тянули телеги, тяжело груженные сеном, по главной улице изредка проползали блестящие машины. На подоконниках остывали пироги, дети гоняли обруч и играли с жестяными паровозиками. В воздухе стоял запах свежескошенной травы, чистого белья и выпечки. Это был мир плотных ужинов с чаем, вкусных бисквитов, отсутствия преступлений, вечного лета и беспредельного здоровья. Думаю, тут было бы приятно пожить – с недельку, не больше.
Мне кивнула прохожая.
– Прекрасный денек! – вежливо сказала она.
– Да, – ответила я. – Не могли бы вы…
– Видать, дождик собирается?
Я посмотрела вверх на
– Мне так не кажется, – начала было я, – но не могли бы вы…
– Что ж, до свидания! – вежливо сказала женщина и ушла.
Я нашла тихий переулок и привязала собаку к водосточной трубе: незачем несколько часов таскать пса за собой по всему городу. Я осторожно двинулась по улице мимо семейной мясной лавки, кафе и кондитерской, которая торговала только тянучками, круглыми леденцами, имбирным лимонадом и лакричными конфетами. Чуть дальше я обнаружила газетный киоск и почту – два в одном. Внешняя стена маленького домика была щедро украшена глянцевыми вывесками, рекламирующими шоколад Фрая, крахмал Колмана, тоник Уинкарниса, овалтин и печенье «Лайонс». Маленькая табличка сообщала, что я могу воспользоваться телефоном, а стеллаж с открытками стоял на мостовой рядом с коробками со свежими овощами. Также на стеллаже лежали газеты, передовицы которых отражали политику предвоенного мира книги: «Британия в десятый раз проголосовала за любимую империю», – гласила одна. «Иностранцам нельзя доверять, как показывают исследования», – предостерегала другая. Третья рассказывала: «"Круто" – новое словечко, подхваченное всей нацией».
Я отослала отцу Джонни чек с письмом, в котором говорилось, что это уплата старого долга. Почти сразу же на велосипеде подъехал почтальон, с великим почтением забрал письмо – единственное в ящике, как я заметила, – и отнес его на почту, откуда донеслись восторженные крики. Похоже, в «Тени» бывает не так много писем. Я немного постояла перед почтой, посмотрела, как снуют по своим делам горожане. Вдруг одна из ломовых лошадей решила навалить кучу навоза прямо посреди улицы. В мгновение ока прибежал местный житель с ведром и лопатой и убрал неприятный предмет. Я еще немного поглазела по сторонам, а потом отправилась разыскивать местных аукционистов.
– Так что давайте сразу же расставим точки над «i», – сказал аукционист, крепкий и неулыбчивый мужчина с моноклем в глазу. – Вы хотите купить свиней по тройной цене? Почему?
– Не чьих-нибудь свиней, – устало ответила я. Вот уже полчаса я безуспешно пыталась объяснить ему, что мне требуется. – Я хочу купить свиней отца Джонни.
– И речи быть не может, – проговорил аукционист, вставая и подходя к окну.
Судя по дорожке от его кресла до подоконника, вытоптанной в ковре аж до самых половиц, он часто прогуливался этим маршрутом. Имелась еще одна дорожка, от дверей до бокового столика, но я не могла понять, кто ее протоптал. Судя по ограниченности этого персонажа, аукционист являлся всего лишь генератом класса С9. Это объясняло, почему так трудно было убедить его изменить хоть что-нибудь.
– Тут все идет по однажды заведенному порядку, – добавил аукционист, – и мы не очень любим перемены.
Он подошел к столу, повернулся ко мне и погрозил пальцем.
– И поверьте, если вы попробуете устроить что-нибудь на аукционе, я аннулирую вашу ставку.
Мы уставились друг на друга. Мой план не срабатывал.
– Чаю с пирожными? – предложил аукционист, снова подходя к окну.
– Спасибо, – ответила я.
– Отлично! – живо отозвался он, потирая руки и возвращаясь к столу. – Говорят, ничто так не освежает, как чашечка чая!
Он нажал кнопку селектора и произнес:
– Мисс Питтман, не принесете ли чашечку чаю?
Дверь немедленно открылась и появилась секретарша с подносом, уставленным чайными принадлежностями. Английская роза лет двадцати семи, одетая в летнее платье в цветочек и бежевый кардиган.
Мисс Питтман двинулась по вытертым до блеска половицам к боковому столику. Она сделала книксен и поставила поднос рядом точно с таким же, оставшимся с прошлого раза. Старый чайный поднос девушка выбросила в окно, и до моего слуха донесся слабый звон бьющейся посуды. Я заметила большую груду битой чайной посуды под окном, когда пришла. Секретарша постояла немного, стиснув руки.