Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов
Шрифт:
– Из-за меня? – взвился он. – Да ты так часто оказываешься без трусов, что я не понимаю, зачем ты их вообще носишь!
– ВЫ МЕНЯ СЛЫШАЛИ?! – заорала я на них, и оба заткнулись.
Бабушка собрала осколки вазы со стола.
– Итак, о чем мы говорили? – спросила она.
– Ну… о том, как вернуть себе воспоминания?
– Именно. Она хочет сломать тебя, поэтому прежде, чем все кончится, дела пойдут еще хуже. Только когда она решит, что победила, мы сможем нанести удар.
– То есть как это – будет еще хуже? Хуже Аида? Хуже устранения Лондэна? Хуже Даррена? Куда дальше-то?
– В самые худшие времена: к правде
– Антон. – Я застонала и закрыла лицо руками. – Я не хочу туда возвращаться, ба, я не могу!
– Тогда она будет отщипывать от твоих воспоминаний по кусочку, пока не останется ничего. Ей нужно не это – она хочет отомстить. Потому ты должна вернуться в Крым, Четверг. Встреть самое худшее лицом к лицу и стань сильнее.
– Нет. Я не хочу туда возвращаться, и ты меня не заставишь.
Я молча встала и направилась в ванную в надежде смыть с себя все тревоги. Аорнида, Лондэн, «Голиаф», Хроностража, а теперь еще убийство Перкинса и Ньюхена здесь, в Книгомирье. Нет, чтобы отмыться от всего этого, нужна ванна величиной с Уиндермир. В «Кэвершемских высотах» я надеялась укрыться от конфликтов и кризисов, но они, похоже, следовали за мной по пятам, словно заблудившийся дронт.
Я довольно долго лежала в ванной, дважды наполняла ее горячей водой доверху, и когда вышла, то увидела бабушку, расположившуюся на бельевой корзине прямо у дверей.
– Готова? – мягко спросила она.
– Да, – ответила я. – Готова.
Я спала в своей постели – бабушка обещала посидеть рядом в кресле и разбудить меня, если ситуация начнет выходить из-под контроля. Перед глазами маячил потолок, легкий изгиб деревянной обшивки и одинокий светильник. Я пролежала без сна несколько часов, бабушка уже давно заснула и уронила «Тристрама Шенди» на пол. Некогда ночь и сон были для меня счастливой порой свиданий с Лондэном, драгоценными моментами – временем чая и горячих пончиков с маслом, уютного лежания перед огнем, в котором с треском горят дрова, или золотых мгновений на берегу, когда все движения уже замедлены, а солнце неторопливо опускается за горизонт. Но это давно ушло. Аорнида превратила мои воспоминания в поле боя. И под свист артиллерийских снарядов я вернулась туда, где мне меньше всего хотелось очутиться, – в Крым.
– А, вот и ты! – воскликнула Аорнида, ухмыляясь мне с сиденья бронемашины, пока выносили раненых.
Я вернулась с передовой на перевязочный пункт, где опасность породила состояние постоянной контролируемой паники. В воздухе стояли вопли «врача!» и ругань, а всего в трех милях отсюда ревела русская артиллерия, разнося в клочья остатки Уэссекской легкой танковой. Сержант Тозер слез с капота броневика, все еще зажимая ногу солдата в надежде остановить кровь. Другой солдат, ослепший от осколков, без умолку болтал о какой-то девушке, которую оставил в Брэдфорде-на-Эйвоне.
– Ты не спала несколько ночей, – сказала Аорнида, пока мы наблюдали за выгрузкой раненых. – Соскучилась по мне?
– Нисколько, – ответила я, затем обратилась к санитарам: – Всех выгрузили?
– Всех! – ответили мне, и я нажала на педаль, закрывающую заднюю дверь.
– И куда вы собрались? – спросил незнакомый мне краснорожий офицер.
– Забрать оставшихся, конечно же!
– Черта с два! – ответил он. – Мы посылаем туда фургоны Красного Креста с белым
Мы оба понимали, что тогда будет слишком поздно. Я снова прыгнула в бронемашину, включила мотор и вскоре уже возвращалась в бой. Тучи поднятой пыли должны были скрывать меня – пока палят пушки. Но все равно мимо свистели снаряды, а один раз взрыв раздался так близко, что осколками стекла засыпало панель управления.
– Нарушаешь прямой приказ, Четверг? – ядовито поинтересовалась Аорнида. – Тебя под трибунал отдадут!
– Не отдадут, – ответила я. – Они мне за это медаль дали.
– Но ты же не вернулась назад по приказу, – возразила она.
– Это мой долг. Чего ты от меня ждешь?
Грохот стал громче – я приближалась к передовой. Что-то большое ударилось о мою машину, люк открылся, впустив пыль и луч солнца. Это оказалось на удивление красиво. Та же незримая рука схватила машину и подняла в воздух. Мы проехали несколько ярдов на одной гусенице, затем снова встали нормально. Мотор по-прежнему работал, рычаги действовали, я продолжала ехать вперед, невзирая на повреждения. И лишь потянувшись к беспроволочному переключателю, поняла, что крышу наполовину сорвало, а много позже обнаружила глубокий порез в дюйм длиной у себя на подбородке.
– Верно, Четверг, это был твой долг, но ты исполняла его не ради армии, полка, бригады или роты, и уж точно не ради английских интересов в Крыму. Ты вернулась ради Антона.
Все прекратилось. Шум, взрывы – вообще все. Мой брат Антон. Зачем она еще его сюда приплела?
– Антон, – прошептала я.
– Твой дорогой братец Антон, – подхватила Аорнида. – Да, ты обожала его. С того самого дня, когда он построил для тебя в саду домик на дереве. Ты ведь и в армию пошла, чтобы быть похожей на него?
Я ничего не сказала. Все было правдой. По щекам моим потекли слезы. Антон был лучшим на свете старшим братом. У него всегда находилось для меня время, и он всегда посвящал меня во все свои дела. И скорбь от этой потери засела куда глубже, чем я думала.
– Я привела тебя сюда, чтобы ты вспомнила, каково это – потерять брата. Что бы ты сделала с человеком, который убил Антона, если бы нашла его?
– Потерять Антона – это не то же самое, что убить Ахерона! – крикнула я. – Аид заслуживал смерти, а Антон просто выполнял свой ложно понятый патриотический долг!
Мы подъехали к остаткам бронемашины Антона. Пушки теперь били более отрывисто, тщательнее выбирая цель. До моего слуха доносились винтовочные выстрелы – русская пехота перешла в наступление. Я открыла заднюю дверь. Она была помята, но это не имело значения – боковую дверь оторвало вместе с крышей. Я быстро запихала в машину, рассчитанную на восьмерых, двадцать два раненых солдата, закрыла глаза и заплакала. Это было все равно как видеть, что вот-вот произойдет авария, и сознавать свое полное бессилие предотвратить ее.
– Эй, Четти! – крикнул таким знакомым голосом Антон.
Только он называл меня так. Это были его последние слова. Я открыла глаза – он стоял передо мной совсем как настоящий и, несмотря на явную опасность, улыбался.
– Нет! – крикнула я, прекрасно зная, что сейчас произойдет. – Стой! Не ходи сюда!
Но он, как и много лет назад, вынырнул из укрытия и побежал ко мне. Бок моей бронемашины был разворочен, и я ясно видела его.
– Пожалуйста, не надо! – крикнула я, захлебываясь слезами.