Клан Мёртвого Кота (Dead Cat's Clan)
Шрифт:
— Решай, крошка, — просвистел в ушах шёпот Тоскующего По Эпохам. — Вижу, ты всё ещё предпочитаешь делать ставку на сильных.
Ириска вырвала руку из ледяного захвата, и краски немедленно вернулись.
— И вот они опять — знакомые места, — усмехнулась громаднющая голова. — Мой совет, если ещё хочешь поговорить со мной, отбегай подальше. Иначе ты успеваешь только попрощаться.
— Отвянь, дедуля, — посоветовал Крушило и повернулся. — Ирисочка…
Вид кровавых водопадов заставил девочку отскочить как можно дальше. В спину безжалостно впились доски изгороди.
— Зачем тебе говорить с трупом? Он уже ни на что не способен, — Ириска впервые услышала в голосе Крушилы жалобные нотки, но поверить им уже не могла.
— Мой стакан невелик, но я пью из своего стакана, — громогласно заявила голова и вознеслась к своей ржавой подруге.
— Не, — хмыкнул Крушило, — такая тыква — это уже полный кобзон.
Он посмотрел вверх. Он не видел ни страшную голову, ни её вознесения, но слышал, откуда доносилось хриплое дыхание старика. Девочка тоже заворожено глядела на столб серебряного света, увенчанный иглозубым шариком. Теперь ей казалось, что в переулок воткнули спицу. Ту самую, которая прикончила второго министра. Столб расширился веером, опал светлым куполом, чмокнул, коснувшись земли, и поглотил очкарика, которому очки уже не требовались. И тут же серебряный свет потух, будто его выключили. Голова исчезла. Ириска осталась в одиночестве. Но её не покидало поганое чувство, что кто-то наблюдает, подсмеиваясь, за каждым её движением.
— Крестьянин охнуть не успел, как на него медведь насел, — разнеслось по переулку.
Ириска стремглав бросилась прочь. И тут же остановилась. Сонмищем мёртвых светлячков на неё смотрели тысячи кошачьих глаз.
— Я же говорил, тебя не любят ни с какой стороны света, — ехидно сказал сзади старческий голос.
Ириска нехотя обернулась. Старика она не увидела. Зато услышала хруст щебня за спиной. Восставшая армия подбиралась всё ближе.
— Смерть — это не больно, — коварно пообещал голос старика-невидимки.
Конечно, дедуля, ты-то сбежал. И не тебе в спину сейчас вцепится тысяча когтей.
Воздух задрожал. Затряслись дома. Ходуном заходили шаткие заборы. Лишь тот, который стоял ближе всех, замер непоколебимо. Посреди дороги вспучился огромный холм, поросший бледными, высокими, но поникшими травами, колыхавшимися на ветру. Кошки за спиной жалобно мяргнули.
— Что, фараоновы тощие коровы, — насмехался голос, властвующий над округой, — пришли по мою душу? Или никак не догоните сбежавшую владычицу?
Ириска переводила взгляд с беснующейся кошачьей армии на тёмные окна дрожащих домов, а потом — на холм, медленно ползущий навстречу.
— Кошки, — проревел трубный глас. — Они ничего не забыли и ничему не научились.
Раздался хлопок. Порыв жаркого воздуха заставил Ириску попятиться, а потом вдарил её в упругие доски забора. Адский ураган накинулся на кошек и разметал их кровавыми кляксами. Холм подобно скорому поезду пронёсся мимо вжавшейся в ограду девочки. Кошки бесстрашно кидались на его склоны и пропадали в зарослях спутанных трав.
Какие-то причины заставляли Тоскующего По Эпохам
Путь был совершенно свободен. Ни одной кошки позади не осталось. Обстановка казалась на удивление безопасной. Даже липкий туман пропал из дворов. Но долго ли продолжится это затишье? "Удача — дама капризная", — зашептал знакомый призрачный образ.
— Пошшшёл ты… — прошипела Ириска, отгоняя того, кому не вернуться. — Предатель!
И, в который уже раз за сегодняшнюю нескончаемую ночь, рванулась вперёд.
Глава 50. Тоскливые осени Переулков
До поворота она добралась за считанные секунды.
— Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым, — бодро раздалось слева.
— Вечно молодым, вечно пьяным, — обещали с другой стороны.
Разумеется, Ириска свернула направо. Она не успела к началу, значит, не стоило бояться, что она растворится в этой дрожащей мелодии, от которой сердце ныло сладко и тревожно.
— Я мог бы стать рекою, быть тёмною водой, вечно молодой, вечно пьяный…
— Вечно молодой, — обещали отголоски, удерживали на плаву, не давали сорваться в пропасть отчаяния.
Слова придавали силы. Ириске казалось, будто она скользит на коньках по дороге, убегающей в позднюю осень.
— Forever young, I want to be forever young, — донеслось из поперечного переулка. — Do you really want to live forever. Forever — and ever.
Но Ириска не слушала другие переулки. Ей хватало и этого. Хотелось поверить ему одному. Поверить стопроцентно, без остатка, на веки вечные.
— Вечно молодой, вечно пьяной, — строчки играли с Ириской, и девочка знала, что так оно и должно быть.
Песня вилась ниточкой древней легенды, где отважный герой выбирался из лабиринта, в котором победил ужасное чудище. Ириска усмехнулась сквозь слёзы, застилающие глаза. Смотрите, люди! Смотрите и знайте: встал на вашу защиту храбрый герой, отважившийся сразиться с Панцирной Кошкой. Но его уже нет. Лежит поверженным в запределье. А страшное чудище идёт, следуя ниточке, к выходу. Вы уже приготовили цветы? Оставьте их себе! А для меня откройте глазки пошире. По легенде я их должна выцарапать.
— Вечно молодой, — песня звала за собой.
Песне тоже было грустно. У песни тоже чего-то не сбылось. И можно только порадоваться, что начало пропущено, потому что всё и так погано. Но не настолько, чтобы захотеть превратиться в несбывшуюся песню.
Когда же проснётся чудище, которое дарит миру слепцов с круглыми чёрными стекляшками? Ириска не чувствовала себя Панцирной Кошкой. А если Рауль ошибся? Ведь знал же, он что Зинга погибнет! С той самой минуты, когда Крушило нарисовал двух дохлых крыс под зубастым солнцем. А если знал, то почему не остановил? Значит, хотел эту жертву. Ведь не погибни Зинга в Переулках, кто стал бы мостиком, выводящим Панцирную Кошку к Ириске?