Клановое проклятие
Шрифт:
Катрина, казалось, застыла на некоей точке своей жизни и не желала двигаться дальше. Известие о том, что в Асгердане принят закон о полигамии, и о том, что второй виток Программы Генетического преобразования уже не за горами, ее совершенно не тронули. Также она пропустила мимо ушей и еще одну необычайную новость – Блюстители Закона обвинили главу клана Всевластных в убийстве одного из представителей своего Дома. И, пожалуй, даже это не заинтересовало бы ее, если бы вместе с именем Оттона Всевластного не всплыли имена Морганы и Реневеры.
Не будь Оттон патриархом, он был бы немедленно арестован, но главы кланов пользовались
Правда, у Блюстителей Закона ничего не получилось. Поздней ночью за пару часов до того момента, когда в дом ликвидатору должна была явиться полиция, там появились люди в цветах клана Всевластных и увезли все семейство. Оттон не стал скрывать, что Мэлокайн, Моргана и их дети находятся в метрополии его Дома, но на предложение выдать их представителям закона вежливо отказался. Он заверил, что Моргана не проигнорирует ни одной повестки, но жить будет у него, под сенью его патриаршей неприкосновенности.
Назревающий скандал разразился неожиданно для большинства центритских обывателей. «Желтая» пресса захлебывалась от наслаждения, смакуя подробности, а Оттон тем временем вел себя совершенно спокойно, так, будто Асгердан всецело принадлежал ему, и только он мог решать, что и как будет идти под сенью его небес. Завуалированные угрозы он пропускал мимо ушей, а под конец и вовсе перестал общаться с законниками – это делали его адвокаты.
Реневеру арестовали, поскольку о ней Оттон не счел нужным позаботиться. Правда, леди Мортимер отнеслась к аресту с такой легкостью, что ей и Всевластные, пожалуй, могли бы позавидовать. Она с гордо поднятой головой прошествовала в камеру предварительного заключения (как клановая, она могла рассчитывать на особое отношение, потому оказалась в одиночке, но с некоторыми удобствами) и с глубочайшим удовлетворением в голосе признала, что несколько раз врезала законнику по разным чувствительным местам. Не скрывала она и причины такого поведения.
От мельтешения адвокатов законникам скоро стало не по себе – ведь Мортимеры, как и Оттон Всевластный, могли себе позволить самых лучших адвокатов Асгердана. Оба клана не скупились и на информацию для журналистов, и скоро Центр буквально гудел от сплетен и слухов.
Когда Оттона вызвали на допрос, он совершенно спокойно сообщил, что действительно убил представителя клана Блюстителей Закона, но категорически отрицал, что убитый находился при исполнении своих служебных обязанностей.
– Полагаю, изнасилование нельзя считать служебной обязанностью, – добавил он.
– Никакого изнасилования не было, – возмутился следователь. – Вы пытаетесь ввести меня в заблуждение.
– Изнасилования не было, потому что я не позволил ему свершиться. Была попытка.
– И попытки изнасилования тоже не было. Тому нет никаких доказательств – следовательно, нет и самого факта.
Но смутить патриарха Всевластных было не так просто. Он смерил следователя холодным взглядом, от которого тот сжался, будто под ледяным душем, и произнес:
– Вы можете обманывать подобными сентенциями кого угодно, только не меня. Я прекрасно знаю закон и знаю свои права. Учтите и передайте тем, кто направляет вас – я не беззащитный горожанин,
– Вы смеете угрожать?! – взбеленился следователь, бросая ручку. Но одного взгляда патриарха хватило на то, чтобы ему снова стало не по себе. Оттон был прирожденным повелителем, и его взгляду невозможно было противиться. Этим взглядом он смирял самых разных людей, и мало кто мог хотя бы просто выдержать невыносимую тяжесть его воли. Впрочем, Оттону покорялись не только люди. Взглядом он смирял животных, от псов до барсов и львов, которых ему привозили с юга – патриарх любил охотиться.
– Вы должны хоть как-то соображать и понимать, что об угрозах нет и речи. Я никогда не угрожаю. Я ставлю вас в известность.
– По закону убийство представителя клана Блюстителей при исполнении служебных полномочий – тягчайшее преступление.
– Молодой человек, я знаю законы намного лучше, чем вы. Они писались при мне и при моем участии, заметьте, когда вас, молодой человек, не существовало даже в проекте. Я очень хорошо знаю, что человек на любой стадии вырождения не может исполнять никаких служебных полномочий.
– Ерунда. Убитый не был вырожденцем. И вы не можете утверждать это, коль скоро вы не специалист.
– Потому советую вам передать вашим хозяевам, чтоб они привлекли к делу специалистов, если не хотят публичного позора. Вы вполне можете не знать, – глаза Оттона презрительно сощурились, и в них появилось высокомерное «куда уж тебе, мальчишка, знать такое», – но я-то отлично знаю, кем был Эденнон Байлар, второй сын Оры Тиссаи. И если дело не будет быстренько свернуто, весь Асгердан узнает, что признаки вырождения в нем появились уже больше пятидесяти лет назад.
Следователь смотрел на собеседника с открытым ртом.
Но Боргиану суть разговора донес. Он и сам не знал, услышал ли от Оттона Всевластного правду или же искусно сплетенную ложь, но реакция старшего сына патриарха законников его поразила. Боргиан стиснул зубы и вдруг заорал:
– Как, черт побери, можно свернуть это дело? Журналюги тотчас обо всем пронюхают и такого наплетут, что ого-го! Продолжать, все равно продолжать. Я побеседую с этим Оттоном.
Следователь не был дураком, он очень быстро соображал. Делая вид, что подробности, не относящиеся к делу, его не интересуют, он старался пропускать их мимо ушей, а если и слушать, то хоронить в таких глубинах своего сознания, куда никто не мог бы заглянуть. Работник системы юстиции понимал, что слишком много информации порой порождает большие проблемы, но противиться природному человеческому любопытству мог с трудом.
Он, конечно, обратил внимание на то, что допрошенная Реневера, хоть и проходила по делу в качестве второй обвиняемой, отношения к убийству не имела. Следователь был озадачен – назвать эту девушку свидетельницей – еще куда ни шло. Но соучастницей? Какие основания? То же самое наверняка относилось и к третьей обвиняемой, хотя допросить ее следователю удалось не скоро – пожив в гостях у Оттона Всевластного, она потом месяц лежала в больнице, потом родила, и еще очень долго врачи не выпускали ее из поля зрения, категорически отказываясь допускать к ней кого бы то ни было из посторонних.