Классические тексты дзэн
Шрифт:
«Сутра Помоста» выступает не только как универсальный текст – она задает некий идеал чаньской традиции.
Разноликий Мацзу
Мацзу Даои (709–788) – одна из самых удивительных и одновременно загадочных фигур не только чань-буддизма, но и всей духовной традиции Китая. Он считается основателем Хунчжоуского течения Чань – одной из трех крупнейших школ VIII в., которая, собственно, и положила начало как своеобразной «парадоксальной логике» Чань, так и особым методам воспитания учеников, которые базировались на сочетании двух способов – канонических проповедей перед всей общиной и индивидуальных беседах.
Предания донесли до нас интересный
– Через сотню лет после того, как умер Кун-цзы, появился Мэн-цзы. Но за этим человеком Мэн-цзы, что был прозван «Второй за совершеномудрым» (т. е. за Конфуцием – А.М.) уже не идет никто. В чем же причина этого?
– Отнюдь не так! Просто нет таких людей, которые превосходили бы Кун[-цзы] и Мэн[-цзы].
– Так, в конечном счете, кто же они?
– Это – наставник Ма[цзу] из провинции Цзянси, чаньский учитель Таньжэнь, чаньский учитель Уъе из Фэньяна (в Шаньси – А.М.), Сюэфэн, Янье, Данься, Юньмэнь [146, Т.1, 38]
Этот диалог мы можем встретить в нескольких трактатах, что говорит о том, что в определенной мере он отражает общую тенденцию. В частности, он встречается в «У чэ» («Боевые колесницы») монаха Дахуэя или «Мэньфэн синьхуа» («Новые беседы, ловя вшей»), приписываемом самому Ван Аньши (Столь странное название связано с преданием о неком Ван Мэне, который вел беседу с известным полководцем из царства Цзин – Хуань Бэнем. Подразумеваются дерзкие речи, произносимые с независимым видом)
В известной мере этот отрывок иначе, чем поразительным, назвать нельзя. В нем скромный чаньский наставник Мацзу, оставивший после себя в реальности не больше нескольких десятков учеников, следует сразу за такими столпами китайской духовной традиции как Конфуций и Мэнцзы, чье учение оказало влияние буквально на всю культуру Восточной Азии. И хотя здесь Мацзу располагается ниже, чем два великих учителя, тем не менее он идет непосредственно за ними, оказываясь первым среди десятков чаньских учителей, известных к тому времени. Примечательно и то, что в этом списке тех, «кто следует за Куном и Мэном» мы не встречаем ни Хуэйнэна, ни Шэньсюя, ни других наставников, которые сегодня считаются великими патриархами Чань. Конечно, это свидетельствует о том, что слава к ним пришла значительно позже, то есть после того, как разрозненные школы Хуэйнэна, Шэньсюя, Мацзу и других стали рассматриваться как члены единой традиции, называемой Чань.
Более того, как видно из диалога между Ван Аньши и его советником, именно учение Мацзу позволило чань-буддизму занять место наравне с конфуцианством и таким образом войти в государственную идеологию. Это и символизирует собой ранний период генезиса учения Чань.
Парадоксальным образом Мацзу оказывается наследником мудрости Конфуция, естественно речь идет о наследовании духовной мудрости вообще, а не конкретных постулатов конфуцианства. Хотя о самом Хуэйнэне в диалоге речь не идет, но все перечисленные чаньские наставники являются либо прямыми, либо косвенными учениками Хуэйнэна. Фактически диалог показывает, что чаньская мудрость к эпохе Сун занимает в сознании людей то же место, что и конфуцианство.
Итак, ко второй четверти XI в. для китайских философов Мацзу становиться центральной фигурой всей чаньской традиции, живым воплощением «спонтанной мудрости» Чань. Ключевым моментом проповеди «школы из Хунчжоу» явился знаменитые тезисы Мацзу о том, что «Ваше Сердце и есть Будда», «вне сердца бессмысленно искать Будду» и «Нет того места, где не было бы Будды». Как следствие делался вывод о том, что лишь через самосовершенствование, а не через молитвы или чтение сутр можно достичь истинного просветления. В связи с этим в текстах Мацзу осуждаются шраваки («слушающие» или «внемлющие»), особая категория последователей чань-буддизма, которая лишь слушала, а затем, имитируя, воспроизводила слова великих наставников. При этом сами шраваки не достигали просветления, но лишь механически передавали какие-то знания.
Одно из первых упоминаний о Мацзу встречается в «Эпитафии Мацзу Даои» («Мацзу Даои таминь»), созданное Цюань Дэюем. Оно включено в сборник «Цюань тан вэнь» («Сочинения Танского Цюань [Дэюя]»), изданный в династию Тан. Тем не менее никаких точных сведений ни о жизни, ни об учении патриарха эта работа нам не дает.
Первые упорядоченные записи о школе Мацзу оставил Цзунми (780–841), назвав ее среди четырех крупнейших школ Чань того времени. В общем Цзунми не одобрял «школы из Хунчжоу», которой и руководил Мацзу, но очень точно сумел охарактеризовать ее суть: «Пробуждение мыслей и любых действий, щелчок пальцами или движение глаз, – все, что бы ни делал человек, является проявлением природы Будды, а следовательно все речи и действия представляют собой ничто иное, как [проявление] этой природы Будды». [48, 399а].
Как ни парадоксально, биографии великого наставника Мацзу в строгом смысле этого слова не существует, перед нами – лишь две крайности, которые мы встречаем во всех источниках: либо сухие и крайне обрывочные факты о его немногочисленных странствиях по Китаю, либо классические чаньские анекдоты, которые в большинстве своем тяготеют к фольклорной традиции рассказов о магах и «людях необычайных». Поэтому его настоящая биография известна лишь крайне обрывочно, и нам все время приходится оговариваться о разночтениях в разных источниках.
Мацзу родился г. в уезде Шифан – месте, которое располагается к северу от столицы провинции Сычуань, городе Чэнду. Если место появления на свет великого наставника не вызывает сомнений, то до сих пор продолжаются споры о годе рождения Мацзу. Обычно называют 709 г, хотя можно встретить и другую дату – 707 [157]
Все биографии Мацзу так или иначе подчеркивают его необычность и «отмеченность» уже от рождения. Следуя «Речениям Мацзу» он обладал по крайней мере двумя из тридцати двух признаков или лакшан, которые характеризуют великого человека или Будду – Мацзу мог дотронуться кончиком языка до носа, а на его ступнях проявлялись два круга, т. е. два мандалических колеса Дхармы, которые можно встретить на изображениях Будды. «Жизнеописания достойных монахов», повторяя слова его первого биографа Цюань Дэюя, отмечают, что Мацзу «в молодости своей в детских играх не участвовал. Видом своим был впечатляющ, словно гора, чист и глубок как полноводная река. Его великие добродетели и совершенство в Дхарме даны были ему самим Небом» [34, 766]
«Ма» было родовым именем Мацзу, «цзу» переводиться как «предок», «патриарх», «родовой предок» и обычно прибавляется к фамилии как знак уважения1. Примечательно, что полного имени Мацзу, которое ему дали при рождении мы не знаем. Вообще, кажется весьма нехарактерным, что патриарх вошел в историю именно под своим родовым именем, а не под буддийским именем Даои («Путь Единого»), в то время как все чаньские наставники именовались исключительно по их «дхармическим именам».
Возможно, это связано с пророчеством Хуэйнэна о «молодой лошади» или «жеребенке» (ма цю), поскольку фамильный иероглиф «Ма» действительно можно перевести как «лошадь». По преданию, Шестой патриарх Чань Хуэйнэн поведал своему ученику и будущему наставнику Мацзу – Хуайжану слова одного из величайших индийских учителей буддизма, предшественника Бодхидхармы, Праджнятары, о том что однажды появится «жеребенок, который станет попирать копытами народ Поднебесной», т. е. в своей удивительной мудрости будет возвышаться над всеми людьми. Вся жизнь Мацзу прошла под знаком этого пророчества.