Клео. Как одна кошка спасла целую семью
Шрифт:
Роб не хотел поднимать шума. Мы отправились в больницу буднично, как будто это обычный день и мы просто собрались в город пообедать. Дорога, по которой мы ехали, повторяла изгиб реки, а я думала о руках хирурга. Я надеялась, что они не подкачают. Мы молчали. А что бы вы сказали сыну, ожидающему тяжелую операцию, которая радикальным образом изменит (искалечит?) его организм?
— Какие красивые блики света на воде, правда?
Он что-то промычал, соглашаясь. Если случится чудо и операция пройдет успешно, она подарит Робу новую жизнь. Я гнала от себя мысли о масштабах предстоящего события. Предстояло
Мы почти не разговаривали. Зубная щетка. Есть. Бритва. Есть. Почему нельзя было так же легко взять с собой то единственное, что действительно имеет значение? Хорошее здоровье. Нет. Лифт поднял нас на седьмой этаж, где для Роба была приготовлена отдельная палата. Маленькая серая комната. Распятие на стене напомнило о молодом человеке, который когда-то безвинно подвергался ужасным страданиям. Роб сел на стул, который, несмотря на наличие подлокотников, на звание кресла не тянул. Хорошо хотя бы, что из окна открывается вид на город.
— Шантель сейчас там… — Роб показал на серый куб здания. — В университете.
У меня захолонуло сердце. То, что молодой мужчина двадцати четырех лет, со всеми желаниями и потребностями, соответствующими возрасту, заключен в тело, отказывающееся ему служить, казалось вопиющей жестокостью. Возраст всех остальных пациентов на этаже был от семидесяти и выше.
Тишина в палате была не напряженной, скорее плотной, ее можно было пощупать.
— Я так тебя люблю, — сказала я. Слова не могли передать и сотой доли моих чувств к такому замечательному, красивому, чуткому сыну.
— Ну ладно, ты иди, — сказал Роб, не отводя глаз от окна.
— Ты не хочешь, чтобы я осталась, помогла тебе устроиться?
Роб помотал головой.
— Передай там Клео, что я скоро вернусь, — сказал мой кошколюбивый взрослый ребенок.
Выходя из палаты, я взглянула на него еще раз — одинокая фигура на стуле у окна.
Я спустилась на лифте, вышла на улицу и перешла на другую сторону, увидев невдалеке маленькую церковь. В колониальном стиле, обшитая досками, она напомнила мне ту, в которой я в детстве так прилежно старалась запомнить Божьи заповеди. Я попробовала помолиться, но разговор с Богом, как всегда, показался мне односторонним.
Большее утешение принесла прогулка по парку, где ко мне ласково склонялись мощные ветви огромных деревьев. Было легче представить себе Бога среди листьев и цветов, дышащих жизнью. Смерть и разложение преобразовывались, рождая красоту, здесь это казалось естественным и обнадеживало.
Набирая полные легкие свежего воздуха, я мысленно благодарила тех,
Через шесть часов я схватила сумочку. Рука так тряслась и была такой скользкой, что я чуть не выронила телефон, поднося его к уху. Голос хирурга звучал устало, буднично, но я различила в нем нотку оптимизма.
— Все прошло удачно, — сообщил он.
Мы с Клео вместе заботились о Робе, пока он восстанавливал силы сначала после первой операции, а потом, спустя два месяца, после второй. Ему нравилось укладывать Клео себе на живот, кошка утробно мурлыкала, и вибрация благотворно влияла на операционные раны. Хотя ученые и сейчас уже сходятся во мнении, что кошки помогают людям жить дольше, но целительные возможности мурлыканья еще предстоит изучить. Древний, первобытный напев, ритм волн, бьющихся о берег. В нем таится особая, могущественная магия.
Известно, что кошки мурлычут не только от удовольствия, но и от боли. Кошек колыбельная успокаивает, возвращая в те времена, когда они слепыми котятами лежали, свернувшись, в уютном тепле маминого меха. Я не очень удивлюсь, если когда-нибудь выяснится, что мурлыканье — не просто колыбельная, что его вибрации на самом деле способны восстанавливать поврежденную живую ткань.
— Ты только послушай, — как-то обратился ко мне Роб. — Это что-то среднее между мурлыканьем и рычанием. Мырчание.
— Помнишь, когда ты был маленьким, говорил, что Клео с тобой разговаривает? — спросила я. — Это была правда?
— Тогда мне казалось, что правда.
— А она и сейчас с тобой говорит? — Задавая свой вопрос, я больше не опасалась за рассудок Роба. Для меня уже давным-давно было очевидно, что у Роба с Клео действительно установилась какая-то особая связь, и ничего, кроме хорошего, от нее не было.
— Иногда… во сне.
— И что же она говорит?
— Она в последнее время не столько говорит, сколько показывает мне что-то. Иногда мы возвращаемся в то время, когда был жив Сэм. Мы с ним играем, бегаем по зигзагу. Этим она обычно хочет мне сказать, что все будет хорошо.
Клео вытянула передние лапы, изогнула спину и сладко зевнула во весь рот. Появляться в снах Роба для нее было просто забавой.
С какой радостью я поменялась бы с Робом местами, чтобы взять на себя его мучения. Но сын только плечами пожимал, когда я говорила ему что-то подобное. Во многом, отвечал он, болезнь была для него подарком судьбы. Когда я это слышала, у меня пробегал холодок по спине. Роб рассуждал, как старик. Явно, все пережитое сделало его не по возрасту мудрым.
— Мне пришлось испытать и хорошее, и плохое, — объяснил Роб. — Уж поверь, хорошее намного лучше. А как придется поглодать черствых корок, вот тут-то и оценишь всю прелесть свежевыпеченного пышного хлебушка.
Организм Роба постепенно опять привыкал переваривать и усваивать съеденную пищу, хотя мой мальчик до сих пор еще выглядел как узник концлагеря. Если бы возникли какие-то осложнения, не знаю, откуда он взял бы силы бороться. К счастью, осложнений не было — Роб был совсем молод и настроен на то, чтобы как можно скорей наверстать упущенные годы.