Клеопатра (др. перевод)
Шрифт:
Я, дрожа, подошел и поцеловал его в лоб.
– Пусть эти и другие кары обрушатся на меня, – сказал я, – если я предам тебя, отец.
– Нет! – воскликнул он. – Не меня! Не меня, а тех, чью волю я исполняю. А теперь ступай. Ступай, мой сын, вникни в мои слова, и пусть они достигнут самых сокровенных глубин твоего сердца. Замечай все, что увидишь, собирай росу мудрости и готовь себя к великой битве, которая тебе предстоит. За себя не бойся – ты надежно защищен от зла высшей силой. Единственный твой враг, который может нанести тебе вред, – только ты сам. Я все сказал. Ступай.
Покинул я его с тяжелым сердцем. Ночь была очень тихой, ничто не шевелилось во дворах храма. Я быстро прошел по ним и вышел к пилону
Когда яркие лучи поцеловали воду, та улыбнулась в ответ, и теперь уже гора и долина, река и храм, город и поле – все было залито белым светом, ибо мать Исида поднялась и набросила свой блестящий покров на земное лоно. Это было красиво, как во сне, и торжественно, точно в потустороннем царстве. Храмы горделиво вздымались перед лицом ночи, и никогда еще эти древние святилища, о стены которых разбивается само время, не казались мне такими прекрасными, как в ту минуту. И мне было уготовано править этой утопающей в лунном свете землей, я должен был сохранить эти священные храмы и дорогие сердцу святыни, защитить их богов от поругания, я должен был изгнать Птолемея и освободить Египет от иноземного ига! В моих жилах текла кровь тех великих фараонов, которые спят в своих гробницах Фиванской долины в ожидании дня воскресения – дня, когда их душа воссоединится с телом! Пока я думал о своем великом предназначении, о своей высокой судьбе, душа моя преисполнилась радостного волнения. Я сложил перед собой руки и там, на пилоне, стал молиться так, как еще никогда не молился, той божественной сути, которая имеет много имен и раскрывается во множестве форм.
– О Амон, – взывал я, – бог над богами, который всегда был и всегда будет; владыка вечности, господь истины, прародитель всего сущего, расточающий божественность и собирающий ее снова; судья над сильными и убогими, в чьем круге пребывает сонм небесный, саморожденный от начала времен и пребывающий вовеки, услышь меня [12] .
О Амон-Осирис, принесенный в жертву ради нашего искупления, всемудрый повелитель области ветров, правитель времен, властитель Запада, верховный владыка Аменти, услышь меня!
12
Сходное определение божественности можно найти в погребальном папирусе Несикхонсу, египетской принцессы двадцать первой династии.
О Исида, великая богиня-мать, родившая Гора, таинственная мать, сестра, жена, услышь меня! Если я действительно избран богами для выполнения божественного замысла, пусть мне будет явлено знамение сию минуту, чтобы моя жизнь навеки связалась с жизнью вышних. Протяните ко мне руки, о могущественные боги, и явите мне свои сияющие лики. Услышьте, о, услышьте меня!
Я упал на колени и устремил взгляд в небо.
И в то же самое мгновение лик луны перекрыло облако, из-за чего ночь сразу стала темной, и вокруг сгустилась тишина. Даже собаки далеко внизу, в городе, перестали лаять и выть. Тишина делалась все гуще и гуще, пока не стала величественной, как сама смерть. Я испытал ужас, сердце мое сжалось, и волосы поднялись у меня на голове. А потом вдруг пилон как будто задрожал у меня под ногами, в лицо мне ударил сильный порыв ветра, и голос произнес, казалось, из глубин моего сердца:
– Узри знамение! Будь терпелив, о Гармахис. Не пугайся!
И как только голос произнес это, я ощутил холодное прикосновение к руке и почувствовал, что в нее что-то легло. Затем облако скатилось с лунного лика, ветер прекратился, пилон перестал дрожать, и ночь стала такой же великолепной, какой была до этого.
Когда появился свет, я посмотрел на то, что было оставлено у меня в руке. Это был бутон священного лотоса, едва распустившийся и источающий сладкий аромат. Я замер, в изумлении глядя на бутон. И потом прямо на моих глазах – о чудо! – он исчез, как будто его и не было, и растворился в воздухе.
Глава IV
Об отъезде Гармахиса и о его встрече со своим дядей Сепа, верховным жрецом бога Ра в Ана, о его жизни в Ана и о речах Сепа
На следующий день на рассвете меня разбудил жрец храма, явившийся с указанием готовиться к путешествию, о котором вчера говорил мой отец. В тот день представлялась удобная возможность добраться по Нилу до Ана (который теперь на греческий манер называется Гелиополь) на корабле вместе со жрецами храма Птаха из Мемфиса, которые приезжали сюда, в Абидос, чтобы положить мумию какого-то знатного горожанина в гробницу, приготовленную для него рядом с местом вечного покоя благословенного Осириса.
Я собрался и вечером, получив от отца письма, обняв его и всех жрецов и служителей храма, кто был мне дорог, отправился на берег Сихора, спустился с пристани, и мы пустились в плавание с попутным южным ветром. Когда кормчий, стоявший на носу корабля с шестом в руках, приказал морякам отвязывать от деревянных тумб канаты, удерживающие судно у берега, я увидел Атуа, которая, прихрамывая, спешила к причалу со своей корзинкой лечебных трав. Попрощавшись, крикнув: «Да пребудет с тобой милость богов!», она по обычаю бросила в меня сандалию, на счастье. Эту сандалию я хранил многие годы.
Итак, мы отплыли. Шесть дней мы плыли по прекрасной реке, каждую ночь останавливаясь в каком-нибудь удобном для ночлега месте. Но когда я перестал видеть места, знакомые мне с тех пор, как впервые открыл глаза, и оказался один в обществе совершенно незнакомых людей, сердце мое наполнилось горечью, и я бы расплакался, если бы не стыд, который помог мне удержаться от слез. Обо всех увиденных мной по дороге чудесах я писать не стану, ибо, хоть для меня они и были чем-то новым, они известны всем остальным людям с тех времен, когда Египтом правили его истинные боги. Однако жрецы, с которыми я плыл, относились ко мне с большим почтением и подробно рассказывали мне обо всем, что я встречал на пути.
Утром седьмого дня мы прибыли в Мемфис, город белых стен. Здесь я три дня отдыхал от дороги в обществе жрецов прекрасного храма бога-творца Птаха, которые показали мне свой сказочно красивый, удивительный город.
Однажды верховный жрец и еще двое его приближенных тайно отвели меня в священное обиталище бога Аписа – Птаха, пожелавшего жить среди людей в образе быка. Бог был черен, как ночь, на лбу белое квадратное пятно, на спине белая отметина, формой напоминающая орла, под языком нарост, очень похожий на скарабея, на хвосте длинные волосы, а между рогами у него – пластинка из чистого золота. Пока я, войдя в храм, молился, верховный жрец и те, кто был с ним, стояли в стороне и внимательно наблюдали. Когда я закончил произносить слова, которым меня научили, священный бык встал на колени и лег передо мной. Видя это знамение, верховный жрец и его спутники (потом я узнал, что это были знатнейшие вельможи Верхнего Египта) в изумлении подошли ко мне и поклонились. Еще много чудес видел я в Мемфисе, но здесь, увы, не хватит места, чтобы их описать.