Клеопатра
Шрифт:
Он никогда не думал, что по Риму можно так соскучиться! Ведь уже столько раз уезжал и надолго, но тут впервые осознал, что без Города не может жить. При виде простых плит Аппиевой дороги защемило сердце. «Старею», – подумал Цезарь. Хотелось соскочить с колесницы и погладить эти камни руками. Не в торжественном строю на колеснице, а ногами обойти все кривые улочки Рима, вспоминая, за каким поворотом что находится… Клеопатра права: его единственная и вечная любовь – Рим и ради этого Города он готов отдать все богатства мира.
Ворота Аппиевой дороги широко распахнуты, а как же иначе – ехал триумфатор,
Тесное, суетливое сердце Города – форум – привычно заполнен людьми. Там всегда толчея, даже когда нет никаких праздников или шествий, гомон людских голосов не слышен только ночью. Вообще многоголосье для Рима привычное состояние, великое множество людей, рожденных вне Города, всяк на свой лад коверкали латынь. Иногда сами римляне ворчали, что скоро послушать настоящую латынь можно будет лишь в храмах. На эти замечания обижался Цицерон, без ложной скромности считавший свою латынь образцовой.
Сейчас даже Цицерону Цезарь был несказанно рад, оратор тоже неотъемлемая часть Города. Знакомые крики, знакомые запахи, знакомая суета… Он вернулся домой, туда, где родился и вырос, где его сердце.
Цезарь пока не собирался праздновать триумф, поэтому запросто отправился к своему дому. Навстречу выбежала уже предупрежденная рабами Кальпурния, ее глаза горели радостью встречи, а он искал и не находил чтото другое. Немного погодя понял, что именно – хотелось увидеть и желание его, простое женское желание объятий и страсти. Не было, Кальпурния необыкновенно добропорядочна и скромна, она не страдала от невозможности сбросить с него одежду, впиться губами в его губы, прильнуть к его телу. А если и страдала, то очень глубоко и молча, никогда не показывая этого мужу даже ночами на супружеском ложе.
Когдато женившись, он в первую же ночь понял, что всегда будет изменять жене не потому, что она некрасива, а потому, что не чувствует в добропорядочной патрицианке желания его как мужчины. Кальпурния послушна его страсти и только… Невольно пришло сравнение с Клеопатрой, царица наверняка бы уже утащила любовника на ложе, на ходу снимая с него тунику. Даже Сервилия, и та уже потребовала бы страстного поцелуя. Но не Кальпурния…
И все же ночь он провел дома, держа супругу в объятьях. Цезарю пришло в голову, что это он виноват, не сумел пробудить в жене женщину. Может, поэтому у них нет детей? Гай Юлий решил исправить дело, и когда Кальпурния, оставшись в одной тонкой ночной тунике, направилась к ложу, Цезарь отрицательно покачал головой. Жена растерялась, он не хочет с ней спать даже после стольких месяцев разлуки? На большие серые глаза мгновенно набежали слезы, все же слухи о египетской любовнице дошли и до Рима. Услужливые болтуны постарались
Но муж протянул к ней руки:
– Иди сюда.
Послушалась, не понимая в чем дело. Цезарь медленно и осторожно снял с Кальпурнии тунику, обнажив стройное тело, освободил грудь от повязки и взялся за набедренную. Дыхание Кальпурнии участилось, но не больше. Руки Цезаря пробежали по ее телу, но Кальпурния просто не знала, что делать ей самой, и поэтому чувствовала себя неуверенно. Цезарь, видно, понял, обнимая, шепнул на ухо:
– Закрой глаза и отдайся страсти.
Впервые за много лет супружества она действительно отдалась нахлынувшему чувству и получила непередаваемое наслаждение! Теперь Кальпурния поняла, о чем шепотом болтали между собой женщины, когда их не могли слышать мужчины или пожилые матроны. Именного этого удовольствия так жаждали все.
Но сам Цезарь, видно, особого удовлетворения все же не получил. Лежа с закинутыми за голову руками, он осторожно поинтересовался:
– Ты по мне не скучала?
– Скучала, – чуть растерялась Кальпурния.
– Ну, хоть когданибудь представляла, как раздеваешь меня, как ласкаешь?
Даже в темноте спальни было заметно, как покраснела женщина. Она пролепетала в ответ чтото невразумительное. Цезарь вздохнул: даже впервые пробудив в жене страсть, он вряд ли изменил ее, завтра все встанет на свои места, Кальпурния просто неспособна сгорать от желания, и обвинять ее в этом глупо.
Пробормотав: «По крайней мере, мне не наставляют рога…» – Цезарь отвернулся, прикрыв глаза. Перед ним тут же встала Клеопатра, голенькая, самоуверенная, желавшая не только дарить удовольствием его, но и получать сама.
Но египетская царица была немыслимо далеко, а ровная, спокойная Кальпурния рядом.
Совсем иначе встретила его Сервилия, эта действительно ждала именно любовника, хотя Цезарь прекрасно понимал, что надежда на богатые дары подогревала ее страсть. И все же решил чутьчуть поиграть с давней любовницей, как кошка с мышью. Он не стал привычно одаривать Сервилию, словно не догадываясь о ее мыслях. Все поведение Цезаря говорило, что он рад встрече, жаждет овладеть красавицей, но и в мыслях не держит чемто ее одарить.
Привыкшая к бесконечным подаркам Сервилия даже чуть растерялась. Кроме того, она уже не чувствовала себя такой привлекательной внешне и серьезно боялась разочаровать Цезаря. Но Цезарь и не ждал от нее юношеской страстности, зато умения и опыта Сервилии было не занимать. У Цезаря всегда найдется, кому ублажить на ложе, с Сервилией куда важнее и приятней просто беседа.
– Я хочу серьезно поговорить…
Сервилия в ответ кивнула и знаком отослала служанку прочь:
– Иди и не смей подслушивать за дверью.
Что за требование, где это видано, чтобы рабы не подслушивали?! Хотя Цезарь прекрасно знал, что именно в доме Сервилии этого не делают, жизнь дороже. Однажды он даже пошутил, что если соберется организовывать заговор, то непременно назначит местом встреч дом Сервилии, потому что ее рабы ничего не выболтают. Знать бы Цезарю, что именно так и произойдет, но только против него самого!
Служанка исчезла, а хозяйка впилась взглядом в любовника. Тот не спешил, потягивая отличное вино, каким славился дом Сервилии.