Клетка для простака. Тот, кто шепчет
Шрифт:
– Эта история могла бы причинить мне массу хлопот. Я мог бы пройтись на руках. Мне пришлось отрицать это. И я отрицал. Не досаждайте своему ангелу-хранителю лишними вопросами – вот все, о чем я прошу. Не важно, что я делал там с фотоаппаратом, не важно, почему стащил посуду, и сколько времени провел там, и что мне известно.
Хью прервал его:
– Но все это очень важные вопросы.
Чендлер колебался.
– Я сообщу вам, что я собираюсь делать, – наконец решился он. – Я сообщу вам то же, что сказал Хедли, ни больше ни меньше. Но поскольку я вижу в вас союзников… – Он остановился. Его покрасневшие глаза сузились. – Кстати, я знаю, что это не вы сочинили историю про мое хождение на руках.
– Нет. Ее сочинил джентльмен по имени доктор Янг.
Глаза Чендлера сощурились еще больше.
– Янг? Янг? Тот старый калека, да? Хозяин дома? Что-то вроде опекуна Дорранса? Да, я слышал о нем. Так эта блестящая идея принадлежит ему, да?
– Да. Но веревку он пытался затянуть не на вашей шее. Тогда он вел другую игру.
Чендлер, казалось, затрясся от еле сдерживаемого смеха:
– Внутриполитическую, как я понимаю? Благослови вас Господь, дети мои. Но как ваш союзник, я сделаю кое-что получше. Я расскажу вам…
– Случайно, не правду? – предположила Бренда ласковым голосом. – Не думаю, что мы сумеем сейчас установить ее.
– Почему же? Я по пунктам приведу вам показания, которые я дал Хедли. И после каждого, на манер газетных опросников, в которых, например, дается слово «Горгонцола» и приводятся возможные варианты ответа, как-то: испанский композитор, сыр, гора в Греции, я буду добавлять слова «верно», «неверно». Слушайте внимательно.
Я сказал, что в субботу был на квартире Дорранса, и мне сообщили, что он отправился к старому калеке в Хайгейт играть в теннис. (Верно.) Я сказал, что последовал за ним, спросил у полицейского, как пройти, и тот довольно косо посмотрел на меня, когда я задал ему несколько вопросов про дом доктора Янга. (Верно.) Я сказал, что прибыл туда примерно без двадцати шесть. (Верно.) Я сказал, что нашел теннисный корт и специально оставил в павильоне газету, чтобы дать Доррансу пищу для размышлений. (Верно.) Я сказал, что намеревался убить Дорранса. (Как ни странно, неверно.) Я сказал, что, услышав, как на корт идут люди, спрятался за деревом и стал ждать. (Верно.) Я наблюдал за игрой, пока не разразилась гроза. (Верно.) Затем – я все же не утка – укрылся в гараже и сидел там, пока не перестал дождь. (Более чем верно.) Я понял, что пары разделились, услышал, что Дорранс собирается сходить к миссис Бэнкрофт и вернуться той же тропинкой. (Верно.) Я терпеливо ждал в гараже и через несколько минут услышал, что он возвращается… один. (Верно.) Этот поросенок тогда что-то насвистывал, – добавил Чендлер. – Больше он уже не насвистывал. Ах, совсем забыл: верно.
Чендлер замолчал.
Слушателей поразила ненависть, звучавшая в его голосе. К тому же он обладал даром оживлять и делать зримым то, о чем рассказывал, повышая или понижая голос, делая жесты рукой. Они уже не были в театре. Они сидели в гараже и слышали посвистывание Фрэнка.
– Я сказал, что в окно гаража видел, как он остановился. (Верно.) Я сказал, что видел, как он идет к деревьям, окружавшим корт. (Верно.) Я сказал, что видел, как он входит туда… один. (Неверно.)
Вся сцена предстала перед ними с ужасающей зримостью.
– Но если вы видели, как он входит туда, – сказала Бренда, – вы должны были видеть, кто его убил.
– Вы забываете, что его убил я.
– "Артур Чендлер – убийца". Это верно или неверно?
– Ах, и об этом вы пока не должны меня спрашивать. Но, видите ли, именно это больше всего и беспокоит полицию. И обеспечивает мою безопасность. Во всем этом я признался Хедли. Я сказал, что должен был убить этого малого, а по здравом размышлении, полагаю, и убил. Основная загвоздка в том, что они не могут решить, как я это сделал.
В его рассказе чувствовался явный наигрыш. Хью был уверен в этом; рассказ Чендлера попахивал алым плащом. Однако он не мог решить, что разыгрывает Чендлер: виновность или невиновность.
– И что случилось потом? – спросил Хью. – После того, как Дорранс пошел на корт… не один?
– Извините. Здесь история заканчивается.
– Для нас, но не для полиции?
– Для всех.
Мысль Хью усиленно работала, во всяком случае, он пытался заставить ее работать.
– Здесь целая дюжина загадок, – сказал он. – И самая главная из них – почему вы так жаждете, чтобы вас арестовали?
– Не догадываетесь?
– Нет. Разве что…
– Разве что?
– Разве что вы невиновны и располагаете массой доказательств, которые на суде снимут с вас малейшее подозрение. – Хью немного помолчал. – Возможно, вы полагаете, что известность, которую принесет вам суд по обвинению в убийстве, тем более в «чудесном» убийстве, обеспечит вам положение, к которому вы стремитесь. – Он снова помолчал. – Возможно, вы и правы, но предупреждаю: вы рискуете, чертовски рискуете.
Послышалось чье-то свистящее дыхание. Похоже, он попал в самую точку, подумал Хью, однако Чендлер даже не шелохнулся.
– А вы не так просты, – усмехнулся Чендлер. – Разве не более вероятно, что я виновен, но убил таким способом, что меня никто и никогда не уличит? Когда совершаются самые интересные убийства…
– Чендлер их фотографирует, – закончил Хью. – Именно это я и имел в виду, говоря о доказательствах. Если у вас есть снимок Бренды после убийства, почему бы вам не иметь фотографии самого убийства? И убийцы. И способа. Ведь это подлинные сокровища.
Говоря это, Хью не смотрел на Чендлера. Он смотрел мимо него, туда, где огни сцены светились в пушистых каштановых волосах Мэдж Стерджес. Кроме того, что Мэдж – худенькая девушка в цветастом платье, ему ничего не удалось разглядеть, но она снова оглянулась и посмотрела на них. Теперь в ее взгляде не было ни гнева, ни злобы, только удивление.
С такого расстояния она ничего не могла услышать. Что-то другое побудило ее оглянуться и посмотреть на них, но движение девушки поразительно точно совпало со словами Хью. Но так или иначе, он об этом забыл, поскольку в голосе Чендлера, ровном и спокойном, зазвучала такая ярость, что не верилось, будто он говорит шепотом.
Он сказал:
– Боже правый, неужели это так же очевидно, как и все остальное? – И, уже не рисуясь, он с такой силой вцепился в спинку кресла, словно хотел оторвать его от пола.
Хью подался вперед и схватил его за руку:
– Так, значит, вы сфотографировали и это?
Чендлер оттолкнул его руку:
– Нет!
– Это правда?
– Я же сказал вам. Почему мне все всегда дается с таким трудом, а этой свинье ровно ничего не стоит?
– Да, но…