Клетка для простака. Тот, кто шепчет
Шрифт:
– Вы имеете в виду Фей Ситон?
– Да.
Майлс облизнул губы.
– Но сегодня утром, – продолжал профессор Риго, – я разговаривал по телефону с мисс Морелл, которая действительно позвонила мне и дала путаные и бессвязные объяснения относительно прошлого вечера. Потом мисс Морелл сообщила мне, что знает о возвращении Фей Ситон в Англию, знает ее адрес и предвидит, что эту леди направят к вам как кандидата на должность библиотекаря. Я тактично навел справки в отеле «Беркли» и выяснил, что она оказалась права. – Он кивнул через плечо. – Видите этот автомобиль?
– Что в нем особенного?
– Мне одолжил его мой друг, правительственный чиновник, у которого есть бензин. Я нарушил закон ради того, чтобы приехать сюда и поговорить с вами. Вы должны под каким-нибудь вежливым предлогом немедленно удалить эту леди из вашего дома.
Лицо профессора Риго, освещенное луной, стало чрезвычайно серьезным, и даже щеточка усов уже не казалась забавной. На левой руке у него висела толстая желтая шпага-трость, которой был заколот Говард Брук. Майлсу Хэммонду надолго запомнились журчание воды в ручье, неясные очертания огромной фигуры доктора Фелла, маленький толстый француз, крепко ухватившийся правой рукой за перила моста. Майлс отпрянул:
– И вы тоже?
Профессор Риго удивленно поднял брови:
– Я вас не понимаю.
– Откровенно говоря, профессор Риго, все без исключения предостерегали меня в отношении Фей Ситон. Мне это надоело, просто осточертело!
– Но я ведь прав, да? Вы наняли эту леди?
– Да! Почему бы нет?
Быстрый взгляд профессора Риго скользнул через плечо Майлса к находившемуся позади него дому.
– Кто, кроме вас, ночует там сегодня?
– Моя сестра Марион.
– Там нет слуг? Или кого-нибудь еще?
– Сегодня ночью никого больше нет. Но какое это имеет значение? В чем дело? Почему я не имею права пригласить мисс Ситон в мой дом и предоставить ей возможность оставаться здесь столько, сколько она пожелает?
– Потому что тогда вы умрете, – просто ответил профессор Риго. – Вы с вашей сестрой умрете.
Глава 9
Лицо профессора Риго стало совсем белым от лунных лучей, уже коснувшихся воды ручья.
– Прошу вас, пойдемте со мной, – отрывисто сказал Майлс.
Он повернулся и повел их к дому. Западнее Грейвуда располагалась небольшая плоская лужайка с коротко подстриженной травой – словно она предназначалась для игры в шары, – и на ней можно было с трудом различить плетеные стулья, столик и качели под ярким навесом. Майлс смотрел на западную стену дома. Нигде не горел свет, хотя отведенная Фей Ситон комната находилась именно здесь, на первом этаже. Должно быть, Фей уже легла спать.
Обогнув восточную часть дома, Майлс провел своих гостей через просторную гостиную, в которой была размещена коллекция средневекового оружия, собранная его дядей, в небольшую гостиную, узкую и длинную. Это была уютная комната с обитыми гобеленовой тканью креслами, низкими, выкрашенными в белый цвет полками и маленькой, написанной маслом копией картины Леонардо над каминной полкой. Здесь горела всего одна лампа, служившая ночником; ее крошечное пламя почти не освещало комнату, но зато отбрасывало огромные тени, однако у Майлса не возникло желания прибавить света.
Он повернулся, и его голос нарушил ночную тишину Нью-Фореста.
– Думаю, я должен сообщить вам, – заявил он громче, чем того требовали обстоятельства, – о нашей долгой беседе с мисс Ситон…
Профессор Риго прервал его:
– Она рассказала вам?
Спокойно! Нет никаких причин для того, чтобы в горле у тебя застрял ком, а сердце так бешено заколотилось!
– Да, она рассказала мне все, что ей известно о смерти мистера Брука. Полиция в конце концов пришла к заключению, что это самоубийство, поскольку на ручке шпаги-трости были отпечатки пальцев только самого мистера Брука. Это правда?
– Да.
– И во время… смерти… Фей Ситон купалась в реке на некотором расстоянии от башни. Это правда?
– До известной степени, – кивнул профессор Риго, – да. Но рассказала ли она вам о молодом человеке, Пьере Фреснаке? Сыне Жюля Фреснака?
– Должны ли мы, – Майлс почти кричал, – должны ли мы судить с такой дьявольской строгостью – и это в наше-то время? В конце концов! Если что-то и было между юным Фреснаком и Фей Ситон…
– Англичане… – тихо проговорил профессор Риго, и в голосе его послышался благоговейный ужас. И после паузы добавил: – Господи, эти англичане!
Он стоял, пристально глядя на Майлса – в тусклом свете лампы нельзя было различить выражение его лица, – а за ним высилась громада доктора Фелла. Он прислонил желтую трость-шпагу к подлокотнику кресла, обтянутого гобеленом, и снял шляпу. Что-то в его голосе, хотя француз и говорил негромко, ударило Майлса по нервам.
– Вы похожи на Говарда Брука, – тихо сказал профессор Риго. – Я произнес всего одну фразу, и вы тотчас же решили, что я могу иметь в виду только… – Он снова помолчал. – Неужели вы думаете, молодой человек, – продолжал он несколько ворчливо, – что крестьянина в междуречье Юра и Луары может хотя бы в малейшей степени, хотя бы в такой вот степени, – он щелкнул пальцами, – взволновать небольшая интрижка его сына с живущей неподалеку леди? Его это только позабавило бы, если бы он вообще что-либо заметил. Уверяю вас, не это вызвало бурю и повергло местных крестьян в ужас. Не это заставило Жюля Фреснака швырнуть в женщину камень на проезжей дороге.
– Тогда что же?
– Вы можете мысленно вернуться в прошлое, к тем дням, которые предшествовали смерти Говарда Брука?
– Могу.
– Этот юноша, Пьер Фреснак, жил с родителями в каменном доме на ферме, расположенной неподалеку от дороги, соединяющей Шартр и Ле-Ман. Его спальня находилась на верхнем этаже – необходимо обратить на это особое внимание, – и, для того чтобы попасть в нее, надо было одолеть три лестничных марша.
– И что же?
– В течение нескольких дней Пьер Фреснак был болен, слаб и находился в каком-то оцепенении. Он ничего никому не говорил – отчасти из-за того, что не отваживался на признание, отчасти же потому, что счел происходившее с ним ночным кошмаром. Подобно всем очень молодым людям, он боялся получить трепку просто так, за здорово живешь. И он повязал вокруг горла шарф и не сказал никому ни слова.