Клетка семейного очага
Шрифт:
Живя в городе, Светлана часто болела, застуженные в кочевой палатке бронхи не выдерживали городского смога, да и одними таблетками врачи Светлану вылечить не смогли. Агафья отпаивала ее настоями, читала молитвы и натирала на ночь барсучьим жиром. К восемнадцати годам Светлана была здорова и знала все секреты Агафьи.
Муж Агафьи к тому времени умер. В деревне на десяток дворов осталось полтора десятка стариков, а из молодежи одна Светлана. Автобус в город ходил все реже, а потом и вовсе стал проезжать мимо: отстроили новую трассу в нескольких километрах в сторону, и пылить в Витевку шоферам было не с руки.
Лечиться к Агафье ездили со всей округи и из города тоже. Денег она не брала, но продуктов оставляли у нее порой так много, что Светлана вечером ходила по домам и раздавала пачки чая, банки кофе и колбасу соседям.
Светлана хорошо помнила тот день, когда в их доме появилась Катя. Был ноябрь, с неба лил ледяной дождик, и дед Осип, отправившись на трассу за пациентами, как он называл всех, кто приезжал за помощью к Агафье, вернулся пустым. Агафья, решив, что на сегодня она свободна, собралась съездить в город сама. Дед Осип, как он потом отчитался перед Светланой, самолично посадил ее в автобус, идущий из Екатериновки. Встретить ее Агафья велела в три часа. Светлана сготовила обед, завернула чугунок с горячими щами в старое ватное одеяло и взяла вязанье. Мысль о том, что Агафья, вернувшись из города, обязательно начнет опять разговор об учебе, пугала. В институт поступать Светлана не хотела. И опять-таки только потому, что ей совсем не хотелось жить в городе. Тем более одной в пустой огромной квартире.
«Тпру-у, каналья», – послышался голос деда Осипа со двора. Светлана выглянула в окно и увидела, как Агафья помогает слезть с телеги женщине, замотанной в большой клетчатый платок.
– Светочка, воды нагрей побольше, – попросила ее Агафья, едва переступив порог.
Она усадила гостью на кровать и стала ее раздевать. Осторожно сняв с нее платок и посмотрев на ее лицо, Агафья перекрестилась.
– Кто же с тобой так, а?
– Можно я потом расскажу? Мне больно, – простонала женщина.
– Конечно. Молчи. Светочка, принеси мазь от ожогов. Ту, что я нынешним летом сделала.
Света принесла из кладовки глиняную банку. Она старалась ничем не выдать того ужаса, который заставлял дрожать руки и холодил спину. Ужаса от того, что она увидела на лице гостьи. Вздыбленная пузырями кожа была красно-желтого цвета. В некоторых местах она висела неровными лоскутами, напоминая изрезанную ткань. Когда Светлана с Агафьей снимали с гостьи остальную одежду, та уже плакала навзрыд: на теле ее не было живого места.
Несколько месяцев Агафья и Светлана, дежуря у постели больной по очереди, меняли ей повязки, кормили с ложки и поили настоями. Гостья почти не разговаривала с ними, назвав только свое имя – Катерина.
– Мама Агаша, а вдруг ее ищет кто? – попыталась однажды выведать хоть что-нибудь Светлана.
– Не пытай, Света. Захочет Катя, сама нам все расскажет.
Но Катя молчала.
Однажды Светлана проснулась от крика Кати…
Через несколько месяцев он мог бы родиться живым, этот маленький комочек плоти. Катин ребенок, за которого кто-то решил, что ему не жить.
Катя им так ничего о себе и не рассказала. Только попросилась пожить немного. Да и куда ей было идти с таким лицом!..
Светлана прислушалась. Так и есть, пришла Катя.
– Я беспокоилась, – Светлана посмотрела на Катю вопросительно, но, заметив, что подруга сама не своя, замолчала. Катя, словно ничего не видя, на ощупь нашла пуфик и устало на него опустилась.
– Вот и еще одного настигла кара небесная, – куда-то в сторону произнесла она тихо.
– Кать, что случилось? – у Светланы вдруг запершило в горле, и она закашлялась.
– Я уже не знаю, что происходит. Все идет мимо меня, не так, как я хотела. Они не должны умирать. Они должны быть здоровы, чтобы жить долго, но… они не должны быть счастливыми. Я только хотела, чтобы они поняли, как тяжело, когда все от тебя отворачиваются. И никто не хочет понять и помочь. И что можно предать человека, ничего особенного для этого не делая. Просто не заметить, пройти мимо, сказать не то и не вовремя.
– Катя, ты мне скажешь, что случилось? С кем? С Зотовым? Или с Матвеем?
– Лешка Зотов в больнице. Взорвали машину, – Катя скинула сапоги, переобулась в тапочки и поднялась с пуфика.
– Катя, – остановила ее Светлана, когда та уже шла по коридору на кухню. – Скажи только одно: ты уже читала заговоры? Читала или нет?
– Да! Да! Света! Ну, почему ты меня не слышишь? Я жить не смогла бы! Видела бы ты этих троих! Холеные, довольные! Понимаешь, они мое счастье украли! Мое! Я могла быть женой Матвея, я могла бы родить ему ребенка! И мы с ним принимали бы у себя в доме друга Лешку Зотова! И я не подглядывала бы тайком за своей сестрой, карауля ее у подъезда дома! У меня уже внуки могли быть!
– Почему же ты не ушла от нас с Агафьей?
– Света, а ты меня помнишь ту? Без лица, без души, без желания жить? Ненависти даже не было! Пустота. И куда мне с этим всем было идти? И зачем?
– Но позже, после операции?
– Сколько мне уже было? Почти тридцать. И еще. Сейчас на мне не мое лицо. Это чужая маска. Я к нему привыкнуть до сих пор не могу. Вроде бы сходство с фотографией на паспорте идеальное, но как тебе объяснить? То мое лицо принадлежало беспечной девушке. Та девушка радоваться умела, любила всех вокруг, хотела учиться, замуж хотела. И все эти простые желания были написаны на ее лице. А сейчас… Мне пятьдесят, а кожа тридцатилетней. А в душе мне все девяносто. Никакой гармонии. Правильно Агафья мне говорила: молодость должна уходить вовремя. А я к вам попала уже старухой. Вроде и жить еще не жила, а уже дальше ничего нет. Вроде за двадцать первых лет я уже свое все пережила. Дальше только тело живо.
– Но ты же людям помогаешь! Разве этого мало?
– И ты их лечишь! И что? Одна, всю жизнь одна! Ты даже не знаешь, что такое ласки мужчины.
– Я не могла… Ты же знаешь…
– Да, я знаю! А ты не поняла до сих пор, что Агафья нарочно так тебе сказала, чтобы ты и думать не смела?! Ей нужно было тебе дар передать. И нужно было, чтобы ты этим даром пользовалась. Настоящая ведьма одинока.
– А Агафья? Она же замужем была!
– И что? Муж рано умер, освободил ее. Она только после его смерти в полную силу ворожить начала. Она мне об этом не раз говорила.