Клетка теснее грудной
Шрифт:
– Я опять еду к нему, а он меня совсем не любит, не любит! – Кира кричала, захлебываясь собственными слезами. – Я опять одна, одна! А знаешь, Офа, а знаешь, как хочется взять ночью трубку и позвонить, повыть, рассказать, поплакать? А некому! Некому мне!
Кира перестала рыдать, но так и металась из стороны в сторону, размахивая руками, как пойманная за горло птица.
– А знаешь? Знаешь что? Я возьму и застрелюсь!
Кира с безумными глазами бросилась к своему маленькому чемодану, достала оттуда заряженный пистолет, живо поднесла его к виску и зажмурила глаза. Офа
– Вот видишь, – вполголоса проговорила Офа, – если пуля отлетела, а ты жива, это значит, что ты не одинока, значит, ты кому-то еще нужна! – Офа выхватила пистолет и положила его к себе под подушку. – Милая, милая, Кира, – нежно продолжила она, – правда – совершенно глупая вещь, если о ней знаешь только ты, но в конце концов именно тебя она сводит с ума. Говорят, что жизнь одна, но нет, нет… Это смерть одна, а жизней у тебя много, очень много…
Офа взяла сигарету и тихонечко закурила, нежно обняв подругу.
– Молчи, уходи, скрывайся, и не думай, что знаешь больше других, не ищи протеста, а если нашла – погаси его, не будь глупой и наивной, сливайся со стенами, не борись глаголом! И помни: твоя (на этом слове был сделан особый акцент) сестра просила тебя жить с ним. Ну вспомни, как забавно она рассказывала, что не может он быть один, ну вот такой ребенок, пусть и груб, пусть и за сорок. Но ради ее памяти так нужно. Иначе она не оставит тебя в покое, ты дышать не сможешь, ты спать не сможешь! Не сможешь, понимаешь? А к нему привыкнешь, в конце концов не такой уж он и урод – внушала Офа, продолжая курить.
– Воздуха! Мне тошно и противно быть, стоять, чувствовать его дыхание за спиной, спать с ним! Зачем, ну зачем, Офочка, я туда еду? – взмолилась Кира.
Офа посмотрела на нее недоуменно.
– А хочешь я тебе погадаю? Я же умею, моя бабка всем подружкам гадала, – спросила она, все еще дымя сигаретой.
И мигом в ее руках оказалась колода карт, выуженная из дамской сумочки, где помимо того всегда можно было найти лишнюю пачку сигарет, презервативов и маленький перочинный ножичек.
Офа разложила круг.
– В казенном доме… Король бубновый… валет… ненужные хлопоты… – и тут она взвилась, восторженно закричав: – Я же тебе говорила, смотри! Вот ты, а вот рядом с тобой король. Полюбишь его еще, говорю тебе – большая любовь впереди, карты не врут, обещанное исполняется!
Ее прервали. Стук колес затих, поезд тяжело выдохнул. По коридору заскользили туманные тени, кто-то неосторожно хлопнул дверью, и в купе вошла невысокого роста женщина с острым колющим взглядом.
Глава 2
Женщина вошла с чемоданчиком, аккуратно поставила его на пол, и, как только поезд вновь тронулся и полоски света из окна проникли в купе, Кира заметила
– Вы курите? Могу предложить, – Офа кинула фразу, точно дворовый мальчишка футбольный мяч на поле.
Вошедшая неловко обернулась.
– Что вы, я не курю, они не мои. Эти сигареты курит мой возлюбленный!
Последние слова она произнесла нарочито нежно, протяжным мурлыкающим тоном.
– Он должен меня встретить на перроне в Москве, я к нему еду. Хотела его любимых сигарет привезти, да они все промокли. Чертов дождь! – она возвела глаза к потолку.
Офа была удивлена таким ответом. Знакомые ей правила приличия велели замолчать, но любопытство брало верх.
– Так что же он их сам себе не купит? Зачем везти из другого города?
– А таких больше нигде нет. Такие делают только у нас, на семейной фабрике. Именные! – с гордостью ответила спутница приглушенным голосом.
В речи этой дамы можно было заметить любопытную особенность: она говорила чуть слышно, произнося начало фразы быстро, а затем все медленнее и медленнее. Создавалось ощущение, что она говорит на вдохе.
Офа наклонилась и прочитала на сигаретной пачке надпись крупными буквами: «БУЛЬБУЛИТКО».
– Наша фамилия! А табак нам из самой Бразилии огромный попугай доставляет по небу. Мы его зовем Коко. Он не умеет говорить в жизни, но, когда он мне снится, он все время плачет и что-то невнятное произносит, представляете? Так ему одиноко в этом крошечном небе!
Офа заулыбалась. Бульбулитко определенно больна, и нет никакого попугая, фабрики и возлюбленного. Спутница бредит. И Офа уже было отвернулась к стенке, как в разговор вмешалась Кира.
– И вы разговариваете во сне с птицами?
Бульбулитко нисколько не удивилась вопросу. А изумление, возникшее в ее глазах, скорее было адресовано Кире.
– А вы нет?
Кира задумалась и поняла, что ничего подобного в ее снах никогда не случалось.
– Я, как только научилась управлять своими снами, так стала понимать их язык, – тихо произнесла Бульбулитко. – Наша семья фабрикантов обладает даром, мы можем смотреть сны других и приглашать близких людей в наши.
Офа снова развернулась. Она уже забыла про все на свете, безумцы привлекали ее намного сильнее, нежели отталкивали красивые. Ей почему-то казалось, что безумие – это всегда идейность и служение своим принципам, а такие люди либо гениальны, либо абсолютно одиноки.