Клей
Шрифт:
Однако после обеда вся моя уверенность испарилась и я почувствовал себя херово: усталый, раздражённый, боялся собственной тени. Дойл глянул на меня в коридоре, и я не понял, чего это он, – то ли мы, типа, друзья, то ли он узнал, что я за «Хартс». Так или иначе, я на его взгляд не ответил. Пиздец какой он жуткий, этот чувак.
Вечером в пятницу я остался дома, смотрел телик, потом записывад музон и играл на гитаре. Когда мама с папой пошли в кино, я позвонил Малки, нашему барабанщику. Я хотел сказать ему, что тёлочки что-то уже пронюхали, а это верный знак, что о группе идут разговоры. Он прямо весь встрепенулся.
– Эмми Коннор хочет нас послушать, –
Потом я сказал ему, что напридётся больше репетировать у него, и он попритих.
То, что в субботу утром я никуда не пошёл, вызвало у моих стариков лёгкие подозрения. Обычно, если я не работал в лавке и не отбывал на выездную игру, я отправлялся в город побродить по пластиночным магазинам. Отец спросил, не хочу ли я сходить с ним на матч Килмарнок в Броквилле, но я не вписался. К вечеру, когда он вернулся, я превратился в комок нервов. Они планировали пойти на вечеринку, и как же долго они собирались. Они всё ещё сердились на меня за то, что я не пришёл ночевать в четверг. Они не были против, если я оставался в гостях, но я нарушил два правила. Первое – не оставаться в гостях, если утром надо в школу. Второе – я не позвонил им сказать, где я буду. Дурацкое правило, потому что никогда не знаешь, где окажешься, а оказавшись, обычно уже настолько бухой, что и не позвонить.
Мне пришлось пообещать родителям, что я не пойду с пацанами в «Облака» или в город. Я сказал им, что весь вечер буду дома, схожу в «чиппи» за мясным пирогом, маринованным чесноком и бутылкой «Айрн-Брю». Да, потом я выну немного фарша и запихаю жареной картошки и так и поужинаю под какой-нибудь фильм ужасов. Да, конечно, я ещё, может, возьму маринованное яйцо.
Думаю, они поняли, что я что-то задумал. Наконец они ушли, и я рванул почти сразу за ними, конечно в «чиппи», но чтобы встретить Сабрину. Сердце у меня забилось, когда пришла первая шестёрка и её в ней не оказалось. Я обломался, потом расслабился, потом снова обломался, потом завёлся, потому что сразу подошёл следующий. Она вышла из автобуса, в чёрном таком жакете. В нём она так круто смотрелась, такая взрослая. И накрашена она по полной. Я оценил, она выглядит как первоклассная тёлка. В «Облаках» она выглядела совсем по-другому, и уж что-что, яа накраситься она умеет.
Я даже слегка припух и на минуту почувствовал себя маленьким мальчиком рядом со взрослой женщиной. Зато теперь она мне очень даже нравится. Мы обнялись и поцеловались накоротке.
Тут до меня дошло, что я у себя на районе и нельзя, чтоб меня с ней увидели, потому что, если Терри засечёт её в таком виде, он её враз у меня отцапает. Но… хочется, чтоб все видели, все такое, заценили, какая у меня тёлочка, так что я повёл её к дому.
Потом…
Первый, кого мы встретили, был Биррелл. Он вышел из киоска с «Пинк», рулетами и бутылкой молока.
– Карл! – крикнул он.
– Билли, – кивнул я и выдохнул: – Это Сабрина, да, а это Билли.
Билли улыбнулся и тут проделал нечто безумное и абсолютно обычное одновременно: он коснулся её руки.
– Привет, Сабрина, – сказал он, – я вроде помню тебя по «Облакам».
Видно, что она немного удивлена, но он так естественно всё это сделал.
– Привет, Билли. Как дела?
– Неплохо. Хотелось бы передохнуть после последних выходных, – улыбнулся он, повернувшись ко мне. – «Хибз» продули, Энди Ритчи из Мортона закатил два мяча. Я слышал, «Хартс» тоже обделались. Ты ходил?
– Не-а… я решил взять таймаут, как ты говоришь. Может, сходим на каток на неделе, а?
– Да, отлично, зайди за мной, когда соберёшься.
– Ладно, увидимся, Билли.
– Покеда, Карл, счастливо, Сабрина.
И он пошёл себе по дороге, а я задумался: какого хера я так разнервничался? Держи себя в руках, Юарт, дурило. Билли отлично выступил, а мне стало стыдно. Это убедило меня, какой всё-таки Биррелл офигенный чувак. Он может быть занудой, но у него золотое сердце, он всегда по-доброму относится к тем, кто его не донимает. Лучший чувак из всех, что я знаю, не, правда.
Мы пошли дальше по дороге.
– Приятный у тебя друг.
– Да, Билли отличный. Лучший.
– Я не знала, что ты катаешься на коньках.
– Да та, бывает, – немного смутился я.
Я стал похаживать туда с Билли, потому что это самое представительное сборище тёлок в городе. Туда заходят и богатенькие малышки. Я совсем недавно к нему присоединился, когда врубился, что это и есть его местечко для тайных свиданий. Каток был нашим большим секретом от Терри, который бы всех обломал, подмяв всё под себя. У меня в голове зрел один планчик: как только мне удастся натянуть там какую-нибудь девчушку, я покажу это место Голли и отдам его во владение нашему нервозному девственнику.
Теперь это уже не случится.
Имейте в виду, на льду я едва стоял, большую часть времени проводил, сидя на жопе, и возвращался промокший насквозь. Биррел, спортивный гад, давал крутого, и тёлки заметно впечатлялись его выкрутасами. Он просто садился на скамейку, на полном спокойствии, и влегкую мутил встречи в «Облаках» или «Бустере».
Я забеспокоился, что Сабрина решит, что я шелупонь какая-нибудь, коли живу в спальном районе. Да, что там, квартира в Далри – тоже не бог весть какая аристократия. Я всё трендел о музыке, заглядывал ей в глаза, чтоб она не заметила граффити на стенах подъезда. Дальше повода для беспокойства не будет, как только она войдёт, сразу станет ясно, что мы не оборванцы. Единственное, против чего я бессилен, – это запах ссаки на лестнице. Это суки Барклаи, наши соседи сверху, просто выпускают собаку, и она бежит по своим делам на пустырь. Но дело в том, что если дверь в подъезд закрыта, она ссыт, а иногда и срёт прямо на лестнице. Когда мы подошли к нашей двери, я вспомнил, что ключ висит у меня на шее на шнурке, как у ребёнка, и это такая глупость, такой облом, что мне приходится выуживать его и трясущимися руками вставлять в дверь.
Это так не круто.
Если я не смогу вставить ключ в грёбаный замок, как же я сумею… всё, на хуй.
Всё равно дома уже много лучше. Я поставил «Кокни Ребел». Сабрина в восторге от папашиной коллекции пластинок, она никогда столько не видела. Больше восьми тысяч.
– Почти все – мои, – соврал я и сразу пожалел.
Я показал ей свою гитару и несколько песен, которые написал для группы. Мне казалось, она не особо верила моим рассказам, но гитара её впечатлила.
– А ты сыграешь мне что нибудь, – спросила она.
– Ну, может, попозже. – Да я буду последним дураком, если стану играть перед ней. – Комбик у меня на ладан дышит, помнишь, я говорил тебе, что коплю на новый.
Мы поставили другую пластинку и уселись на диван. Какое-то время мы целовались, пока я не вспомнил, что Терри рассказывал мне, как он забалтывает тёлочек. Короче, я спросил её, занималась ли она любовью, типа, по полной. Она ничего не сказала, только вся притихла.
– Просто если бы согласилась на это, было б здорово. Ну, со мной. Ну, прямо сейчас, – занукал я и постарался закончить на этом, пока не понёс полный бред, чушь, ахинею.