Клей

Уэлш Ирвин

– Да нет, он как наш Роберт, – вступился Вулли, – вся эта морока с фанатством – всего лишь этап взросления. «Банда Юбилей». «Дикие парни». Команда молодых из Лейта и «Молодые законнички». Теперь вот фанаты. Социальная история. Пацаны взрослеют.

– В этом-то и беда, он растёт таких же, как этот Лоусон! Вот на кого он равняется, – выдала Сандра. – Того тоже арестовывали за хулиганство на футболе. Я помню! Отлично помню.

– Сейчас они забирают всех, без разбора, Сандра, – успокоил её Дункан, чувствуя, как злоба закипает у него в груди. – А наш Карл с этим чёртовым… идиот чёртов, с этим дебильным нацистким салютом в газете. Просто глупые мальчишки выделываются перед друзьями. Они ничего такого

не имели в виду. Все они беснуются сверх всякой меры, чтобы отвлечь мысли людей от того, чем это правительство занимается все последние годы, – натурального хулиганства. Хулиганство в здравоохранении, хуланство в образовании… – Дункан поймал на себе удивлённые взгляды Марии и Сандры, послышался Вуллин смешок. – Простите, друзья, чего-то я опять взобрался на свой броневичок, – застенчиво сказал он, – но вот что я хочу сказать, Сандра: твой Рэб – парень необычный, и у него есть голова на плечах. У него хватит ума не впутываться во что-то действительно серьёзное.

– Это верно, Сандра, послушай Дункана, – взмолился Вулли.

Сандра и слушать не желала. Они положила вилку.

– У меня два сына: один за деньги бьёт людей на ринге, другой занимается тем же на улицах ради удовольствия! Что с вами, мужчины, совсем уже мозги растеряли. – Она всхлипнула и рванула в слезах на кухню.

Мария, поспешив за ней, обернулась и ткнула пальцем в Дункана.

– А твой сын ведёт себя как фашист-чернорубашечник! Конечно, у Терри тяжёлая жизнь. Но Ивон жила с ним бок о бок и нормальной выросла. А Шина Гэллоуэй, она никогда не сидела в тюрьме, не накачивала себя наркотиками, как её брат! – Мария поспешила вследа за Сандрой.

Вулли и Дункан закатили глаза.

– Один-ноль в пользу девочек, Вул, – съязвил Дункан.

– Не обращай на неё внимания, – стал извиняться Вулли, – Сандра как увидит Билли на ринге – всегда такая. Сама понимаешь, я тоже волнуюсь, но он-то знает, что делает.

– Мария такая же. Начиталась про Карла всякой чепухи в музыкальной газетёнке, он де употребляет наркотики. Он сказал мне, что это всё брехня, что это только ради рекламы, а пишут они то, что хочет слышать публика. Он и до того, как вписался в эту историю с рейвом и таблетками, интересовался расширением сознания. Сейчас-то он отлично выглядит. Я пару раз видел его утром после бессонной ночи – ни тени бодуна. Уж если эти таблетки и убивают, то делают они это просто виртуозно, вот что я тебе скажу. – Дункан кивнул и посмотрел вдаль. – И знаешь что, Вулли, я готов был задушить его собственными руками, когда увидел этот салют в «Рекорд». Понимаешь, Вулли, мой отец в Айшире, он же воевал с этими ублюдками, полноги потерял... ну вот, я туда поехал, и он ничего не сказал, но я-то знаю, что он видел. Мой старик, у него было такое печальное лицо. Это же могло разбить его сердце... – Дункан уже как будто сам был готов заплакать. – Да ладно, – засмеялся он, взял себя в руки и указал на кухню. – Пускай они там слезу пускают. У тебя есть Биллин бой на видео?

– Конечно, – ответил Вулли, беря пульт. – вот смотри…

На экране замелькала картинка. Суровый, сосредоточенный Билли Биррелл вглядывается в противоположный угол, в Бобби Арчера из Ковентри. Звенит гонг, и он вылетает на ринг.

БИЛЛИ БИРРЕЛЛ

Холмы

Вот теперь я полетел, хоть и ветер поднялся нешуточный. Я бегу прямо на него, в гору; мой финиш всегда на вершине холма, я приканчиваю дистанцию, как говорит Ронни, всегда всё, как он говорит. Мы поднимаемся на вершину. Мы приканчиваем дистанцию. Мы повышаем выносливость. Всегда мы; на ринге то же самое. Мы можем ударить сильнее, чем тот парень. Только вот кулаки того парня до Нас не добираются. Ни разу не видел, чтоб Ронни вышел на ринг после гонга или без шлема.

Прости, Рон, но тут ты не прав. На ринге ты всегда один.

Подъём становится круче, и я уже вижу вершину и все препятствия на своём пути. Почти все. На подходе Морган, но я даже не успеваю разглядеть, я прохожу сквозь него, и, думаю, мы оба это понимаем. Как и Бобби Арчер, что остался лежать на обочине позади. Все они – не более чем ступени на пути к Клиффу. Ку-ку. Я иду к тебе, Куки, и я тебя отделаю по полной.

Старина Куки, лучший боец Кастом-Хауса. Нравится он мне, наверное, даже больше, чем я могу себе позволить. Но когда мы подойдём друг к другу на ринге, взаимной симпатии не будет и следа. Кто бы ни выиграл, мы выпьем и поболтаем после боя. И правильно, иначе мы никогда больше не скажем друг другу ничего, кроме угроз и оскорблений.

Да нет, скажем. Ещё полегчает. В прошлый раз так и было, когда я сделал его, ещё будучи любителем. Я запоздал с переходом в профессионалы, но не слишком, Куки. Я опять тебя сделаю.

Склон поднимется, я чувствую напряжение в икрах. Ронни зациклен на ногах: икры, ступни. «Лучший удар идёт не от сердца, а от пяток, – твердит он, – через всё тело к плечу, по руке и прямо в челюсть».

Ронни приучил меня много заниматься физподготовкой. Он считает, что я слишком рассчитываю на решающий выпад. Надо отметить, что усилия мои вполне окупаются.

Кроме того, его беспокоит моя защита: я всегда наступаю, постоянно пересекаю ринг, демонстрирую силу, подкрадываюсь, затравливаю соперника.

Ронни говорит, что, когда я столкнусь с настоящим классом, мне придётся временами притормаживать. Я киваю, но сам-то знаю, что я за боец. Если я начну отступать – значит, пора завязывать. Я не смогу обороняться. Когда мои рефлексы притупятся и я начну пропускать удары, значит, всё, я вышел из игры. Потому что настоящее мужество в том, чтобы поставить собственное «эго» на паузу и вовремя остановиться. Самое жалкое зрелище на свете – когда потрёпанного старого боксёра изводит, как раненого быка. Какой-нибудь молодчик, которым он пару лет назад жопу вытер бы.

На вершину и по пологому спуску вниз, к машине. По дороге следить, чтоб не потянуть на спуске какую-нибудь мышцу Солнце слепит глаза. Когда спуск заканчивается, я финиширую на спринте, выкладываюсь по полной. Ощущения такие, будто табл вставляет. Я остановился, лёгкие наполнил прохладный воздух. Если Куки попробует сделать то же самое в Кастом-Хаусе или Морган в Порт-Таблоте, бродяги просто не дотянут и окочурятся раньше, чем выйдут со мной на ринг. Ронни стирает с меня пот полотенцем и укутывает меня, как будто он роженица, а я его первенец. Мы садимся в машину и едем обратно в клуб.

Ронни вообще молчун. Мне это нравится, потому что мне нужно время, чтобы прийти в себя. Я не люблю, когда голову заполняет дерьмо, пропитавшее современную жизнь. Этот беспредел все соки из тебя выпивает. Настоящие битвы происходят у тебя в голове, поэтому там всё должно быть в порядке. И голову можно так же натренировать, как и тело; просто научиться отделять или сразу закапывать весь кал, которым тебя каждый день закидывают.

Соберись.

Сосредоточься.

Не пускай их врнуть. Никогда.

Конечно, можной пойти по лёгкой дорожке и залиться синькой или жахнуться герычем, как многие вокруг. Они уже давно сдались, лузеры несчастные. Потеряешь гордость, веру с вебя – считай, пропал.

Голли, надеюсь, навсегда с этим дерьмом завязал.

Таблы – другое дело. Но никто ж не знает, что будет, если долго их употреблять. Все, заметьте, знают, к чему приводит регулярное употребление пива и сигарет: они убивают, но бросать никто не торопится. Что ж тогда таблы могут наделать: убить ещё раз?