Клеймённые уродством
Шрифт:
И все налаживалось. Марго недавно пришла в бар, робко села за барную стойку и тихо попросила налить ей стопку самого крепкого, что найдется. Глаза у нее были опухшие, короткие черные волосы грязные, а вид побитой дворняжки. Она потом рыдала два часа мне в плечо на втором этаже, на кровати. Нацисты не путались больше под ногами и вообще, кажется, пропали с радаров, хотя и находились редкие индивиды, желающие докопаться на улице. Но это было скорее исключение из правил.
И снова поднимался ветер, который звал куда-то, рвал шапку и смеялся, раскинув руки. Мы были молоды, совершенно ни в чем не нуждались и мы вес были счастливы и свободны. Вот от чего иногда плакала по ночам — свобода. Столько дерьма, столько
Оставаться доброй было все проще, мне уже не хотелось кого-нибудь убить на ровном месте, я перестала просыпаться в припадках ярости, чаще — просто от кошмаров. Раз в неделю я стандартно подскакивала с криком, стараясь прижаться к Питу, потом только вспоминая что его в кровати нет.
Когда его выпустили, я переминалась с ноги на ногу улице, вокруг валялось бычков 10, наверное. День вышел морозный, но солнечный — подушечки пальцев закаменели, а глаза слепило при любой попытке посмотреть куда-то не вниз. Пушистые сугробы с площадки даже никто не пытался убрать, оставив только дорогу, изчерченную следами от машин — крупных и не очень.
Пришла чуть раньше, боялась, что пропущу. Точное время парень мне не назвал, только неопределенное "сразу после обеда".
Сначала я услышала скрип снега, повернула голову — Питер шел, сунув руки в карманы куртки — в груди что-то снова екнуло.
— Долго тут торчишь? — он приблизился почти вплотную, огляделся по сторонам.
— С час где-то. Пошли отсюда.
Мы направились по плохо чищенной от снега дороге в сторону остановки. Я смотрела на него искоса, осторожно, а он будто бы изменился в лучшую сторону. Прямая спина, чуть сведённые брови, сосредоточенное и вместе с тем простое выражение лица.
— И что это было? Там? — наконец спросила я, выбрасывая очередной остаток от сигареты.
— Я выбил стекло, что бы тебя поцеловать.
— Звучит просто, — по губам поползла усмешка, — Зачем?
— А тебе не понравилось?
Хороший вопрос, заставивший мены покраснеть. То, что случилось месяц назад было самым безумным и прекрасным из всего, кажется, что происходило со мной за всю жизнь.
— Понравилось.
— Вот и все, — Питер улыбнулся, взяв меня за руку, — Претензии еще есть?
Я покачала головой. Наглый. Люблю наглых.
Знаю, все это звучит скомкано, но я предупреждала что рассказчик из меня так себе. Поэтому не жалуйся, а слушай дальше.
Пит узнал о Джеффе сразу, как зашел домой. Шумно сглотнул, на заднем дворе выпустил пару обойм из пистолета в стену методичными выстрелами в одну точку, хорошенько отпинал пустые коробки и ящики, потом пошел искать Стива.
Их не было еще два дня — я места себе не находила, срываясь на персонал и что б хоть как-то себя отвлечь взяла себе смены, пока они не вернулись. После всего этого у меня какой-то бзик включился на долгое отсутствие кого-либо из своих. А искать этих двоих было бесполезно — если они захотели что бы их никто не нашел, то так и будет, пока те не решат вернутся. Панку крепко досталось когда он вернулся, Стива я трогать не стала — на него итак смотреть тошно было в последнее время. Он сильно похудел — сильные, накаченные руки исчезли, сейчас их скорее можно было назвать "жилистыми", он как будто стал ниже, то ли начал горбится, да и скулы стали более видны. Он побрился налысо и теперь его можно было вполне принять за скинхеда, учитывая его любовь к подтяжкам. И вообще стал похож на Сфинкса, персонажа книги "Серый дом", то ли русской, то ли украинской писательницы. Хрен их там разбери.
На деревьях распускались почки, из них лезли зеленые листья, постепенно Лондон из серого и унылого превращался в другой — теплый, уютный. Весна всегда пьянит. толкает
Во всем мире, во всем долбанном мире проходили жизнь 6 миллиардов людей, каждая особенная и такая чужая, но не его — с каждой минутой, с каждым часом и днем мы переплетались все сильнее и сильнее, привязывались друг к другу с такой силой, что разлука на день была невыносима обоим. И я любила его. Я могла говорить это ему по 10 раз на дню и не боятся, что не услышу признания в ответ. И все было хорошо. Бар процветал, весну сменило жаркое лето, иногда заливаемое дождями. Лето — осень, которая пришла уже без беспокойного ветра и ощущения неправильности чего-то. Я уже не искала никого в толпе улиц и метро. Я уже не оборачивалась на ветер, не присматривалась к особо подозрительной нечести.
Но ведь все не может продолжаться хорошо вечно, верно?
Глава 19
Самый треш подошел к концу. Нам осталось мерно коротать дни, развлекаясь как это только возможно, работать в своем детище. Терпеть едкие комментарии особо пьяных и не понятливых гостей в сторону задниц и фигур работниц женского пола, в том числе и в мою. Где то через года два мы наведались в гетто.
Я шла по этим жутковатым улицам, смотрела на голодные взгляды и мне пробирала дрожь — я была среди них. Ходила по этим улицам, воровала тут, спала по этим проулкам по ночам в мусорных баках. А сейчас… сейчас возвращаюсь сюда добровольно, что бы сделать не плохое дело. У меня стабильный доход, на который совершенно спокойно можно жить, а когда-то о таких деньгах можно было только мечтать.
— Показывайте. — Пит пожал руку мужчине в костюме. Мы стояли у входа в подвальное помещение одного из многоэтажных домов. Тот кивнул и открыл дверь. Все в пыли, но это поправимо, пространства хватит с лихвой. Куча какого-то мусора, матрасы и наверняка куча мелких и противных насекомых.
— Здесь недавно полицейские обнаружили и разогнали притон, так что смотрите под ноги.
Ага, я уже наступила на пару шприцов. Благо подошва гриндеров им была не по зубам.
— А что на втором этаже? — задумчиво спросил Пит, обходя помещение по периметру.
— Жилая квартира.
— Изолируем от звука? — я вопросительно посмотрела на парня, тот кивнул.
— А… Простите, с какой целью вы смотрите?
— Хотим открыть бар. Когда можно заключить договор? Думаю, мы возьмем это.
— Я вынужден вас предупредить, — мужчина снял очки, — Вы здесь прогорите, да и тут не спокойно.
— Поверьте, мы знаем, — я усмехнулась, похлопав риелтора по плечу, — Когда-то сами ютились в подобных местах.
Нам хотелось дать им шанс. Тем, кому он действительно нужен. Кому-то это будет работа, кому-то просто знакомства и связи, которыми мы обросли за все время, как новогодняя елка украшениями. Потому что лучше других знали, что значит родится не в том месте и не выбирать своей жизни. Мы выбились с самого дня, а это редкость. Кто-то сейчас мерзнет по ночам, кто-то вытаскивает кошелек, в надежде что там окажется достаточно налички, что бы прожить еще день. И меня это убивало. Всем не поможешь, разумеется, но мне хотелось попытаться сделать это хотя бы для кого-то.