Клиенты Ниро Вульфа
Шрифт:
Во вторник утром я спустился на кухню в начале девятого, приветствовал Фрица, налил стакан апельсинового сока и взял с подставки номер «Таймс». Заголовок гласил: «Убийство вице-президента». Я сел и отхлебнул сока.
Статьи я прочел и в «Таймс», и в «Гэзетт». В Еджера выстрелили один раз, в упор. Пуля прошла над ухом, смерть наступила мгновенно. К тому моменту, когда в семь тридцать вечера тело осмотрели, Еджер был мертв от шестнадцати до двадцати четырех часов, следовательно, его убили в промежутке между семью тридцатью вечера и половиной четвертого утра в понедельник. Точнее покажет вскрытие.
Полиция никого не задержала, а окружной прокурор сказал лишь, что ведется расследование. Я вырезал из «Таймс» и «Гэзетт» фотографии Еджера и сунул их в свой карманный блокнот.
В 8.51 я поблагодарил Фрица за завтрак и вошел в комнату Вульфа. На его подносе были только грязные тарелки, рядом с ним валялась «Таймс». Вульф стоял перед зеркалом, повязывая галстук. Поскольку после завтрака он на два часа отправляется в оранжерею, не знаю, зачем ему галстук. Разве что из почтения к орхидеям. Он пробурчал утреннее приветствие и обернулся.
— Я ухожу, — сказал я. — Инструкции?
— Инициатива твоя, — отвечал он.
— Нет, сэр, это было вчера. Вы отправляете меня или нет? Видимо, в деле еще никаких просветов, если, конечно, они ничего не утаивают. Когда приходил этот самозванец, Еджер был мертв уже четырнадцать часов. Сказанное посетителем лежит в ящике моего стола. Сколько я могу взять на расходы?
— Достаточно.
— Ограничения?
— Ну, разумеется. Ограничения, продиктованные твоим благоразумием и смекалкой.
Спустившись в кабинет, я открыл сейф, вытащил 500 долларов потрепанными пятерками, десятками и двадцатками, запер сейф, взял из нижнего ящика стола кобуру и приладил ее под мышкой. Потом зарядил «морли» тридцать второго калибра и сунул в кобуру. С тех пор как несколько лет назад со мной приключилась одна неприятность, я беру на задания, связанные с убийством, кое-что посерьезнее перочинного ножа.
Выйдя из дома, я прошелся до Девятой авеню, остановил такси и велел шоферу отвезти меня на угол Восемьдесят второй и Бродвея. Никакого плана у меня, конечно же, не было. Действовать я намеревался по обстановке, за исключением естественного первого шага — выяснить, закончили ли свою работу городские специалисты. Многие из них знали меня в лицо и были уверены, что я буду шастать по месту убийства, чтобы как-то скоротать время. Поэтому, выйдя из машины, я двинулся к востоку от Бродвея, пересек Амстердамский проспект и остановился на углу, чтобы взглянуть издали. Я одинаково хорошо вижу на любом расстоянии и смог разглядеть цифру 156 на доме, стоявшем шагах в тридцати от угла. По обе стороны вдоль тротуара стояли машины, но полицейской среди них не было.
Да простят меня обитатели этого района, но тут были самые что ни на есть трущобы. Казалось, что здешние дома кишат крысами, да так оно и было. К тому же я был готов биться об заклад, что они могли бы рухнуть в любую минуту, если б не были слеплены друг с другом раствором. Народу на тротуаре почти не было, но вот
Я пересек улицу и подошел к барьеру. В котловане возились двое рабочих, значит, эксперты уже ушли. Пока я глядел на них, моя смекалка предложила мне пять версий.
1. У Еджера была связь с кем-то или с чем-то в доме 156. Кто бы ни был наш посетитель, он явно не из пальца высосал этот адрес.
2. Если Еджера убили где-то еще и принесли сюда специально для того, чтобы припугнуть кого-то в доме 156, то почему бы тогда не бросить труп на тротуар перед домом? Зачем сталкивать его в яму, а потом слезать туда и накрывать брезентом? Нет.
3. Еджера убили в другом месте, а сюда принесли случайно, потому что тут был котлован. Нет, такое совпадение невозможно.
4. Еджера убили не тогда, когда он входил в дом или выходил из него. В ночное время десятки и сотни людей стали бы пялиться из окон, услышав звук выстрела, и убийце пришлось бы убегать либо давить на педаль газа. Он не смог бы подтащить тело к котловану, столкнуть и накрыть брезентом.
5. Следовательно, Еджер был убит внутри дома 156 после половины восьмого вечера в воскресенье, а позже, ночью, его тело отнесли к котловану (всего 15 ярдов) и столкнули вниз.
Я отступил от барьера и подошел к дому 156. На некоторых из домов виднелись таблички, гласящие, что тут сдаются комнаты, но на этом таковой не оказалось. Зато здесь была другая. На картонке, прикрепленной к столбу возле крыльца, красовались надпись «управляющий» и стрелка, которая указывала направо. Вот я и пошел вправо, спустился на три ступеньки вниз, потом свернул налево и вступил через открытую дверь в небольшое парадное. Тут я увидел, что в доме было-таки нечто необычное. На двери стоял замок Рэбсона. Такой замок ставят только в том случае, если хотят обеспечить полную безопасность и могут позволить себе выложить за него 61 доллар и 50 центов.
Я нажал на кнопку звонка, секунду спустя дверь открылась, и я увидел одну из трех самых прекрасных женщин, каких встречал в жизни. По тому, как она улыбнулась, я понял, что, наверное, у меня отвисла челюсть. А улыбнулась она мне, как королева простолюдину.
— Вам что-нибудь нужно? — спросила она. Голос у нее был тихий и низкий, без придыхания.
Ей было лет восемнадцать. Высокая, стройная, с кожей цвета дикого меда, какой присылают Вульфу из Греции.
Я сказал:
— Мне хотелось бы видеть управляющего.
— Вы из полиции?
Если ей нравились полицейские, я должен был бы ответить «да», ну а вдруг они ей не нравились?
— Я журналист, — сказал я.
— Прекрасно, — она обернулась и крикнула: — Папа, журналист!
Раздался звук шагов, и она отодвинулась в сторону. Подошел широкоплечий мужчина, ростом на два фута ниже своей дочери, с носом, как у мопса, и густыми бровями. Я вошел и поздоровался.
— Моя фамилия Гудвин. Я из «Гэзетт», хочу снять комнату с видом на улицу.
— Иди, Мария, — сказал он дочери, и она, повернувшись, удалилась в глубину темного парадного. — Комнат нет.