Клим Драконоборец и Зона Смерти
Шрифт:
Кот возмущенно фыркнул:
– А о чем ррассказывать взррослым мужикам? Прро террем-терремок? Или прро кррошечку-хавррошечку?
– Он прав, твое величество, – заметил скоморох. – Что ты его тормозишь, да еще на самом интересном месте! В этой истории все натурально и жизненно, не то что у Гортензия Мема. Если записать и напечатать, с руками оторвут. Очень подходяще для народного употребления!
Но Клим покачал головой:
– Не будем вдаваться в литературные споры. Я сказал: хватит! Такова моя королевская воля. А ты, баюн, не вздумай эти похабные сказки
Кот обиженно поджал хвост. Но с другой стороны, золотая цепь и дубовые ветви не появились, так что сказка и правда была сомнительной.
Црым подбросил веток в костер, взметнулось пламя, отпугивая мошкару. На мгновение огонь высветил стволы сосен, мелькнула и исчезла хищная морда с красными глазами, за деревьями раздался низкий протяжный рык. Волки, змеи, кабаны, медведи… в болотах кикиморы, в озерах русалки, еще лешие есть… – вспомнилось Климу.
– Поддерживай костер, – велел он. – Стой на страже до первого света и зря меня не буди. Завтра снова тебя тащить.
Красноглазая тварь, мелькнувшая под деревьями, и след с огромными когтями были ясным предупреждением. Так что Клим нашарил пузырек с волшебным зельем, капнул в пиво и спрятал флягу и флакон под лапником – так, чтобы сразу дотянуться. Потом лег у сосны на еловые ветви, вытянулся и пробормотал:
– Завтра, может, лес пройдем и до гор доберемся, а то и до реки, до Маганги этой… почти до границ Иундеи… Что скажешь, баюн? Хватит дня?
Но кот промолчал.
Под утро стали терзать Клима дурные сны. Чудилось ему, будто обхватила шею змея и душит с такой силой, что ни крикнуть, ни вздохнуть. И глаза не открыть – что-то прижалось к лицу и давит, давит, забивая ноздри мерзким запахом. В какой-то миг он понял, что это не сон, что ему грозит опасность – может быть, смерть. Клим начал ворочатся, бить руками, но удавка на шее не ослабла, а совсем лишила его воздуха. Горло и грудь пронзило болью, и он потерял сознание.
…Клим очнулся и, застонав, сделал первый глоток воздуха. Под ним была груда еловых ветвей, нарезанных вечером, иголки и частицы коры впивались в поясницу. Перед глазами плавали красные пятна, горло саднило, руки были связаны за спиной. Петли грубой веревки охватывали грудь, а сзади ощущалось что-то твердое – не иначе как сосновый ствол, к которому его примотали. Но сейчас это мнилось неважным – вытянув ноги, тоже связанные, он полусидел-полулежал на покрытой лапником земле и жадно, с хрипом, втягивал воздух. Вместе с ним возвращалась жизнь.
У соседнего дерева валялся Црым, тоже обмотанный веревкой; его волосы слиплись от крови, и кажется, он едва дышал. Кот и джинн Бахлул исчезли, зато рядом с пылающим костром виднелись какие-то люди, все в отрепьях, лохматые, грязные, страшные. Один, опиравшийся на дубину, был высокого роста, босой, в заплатанных штанах и рваной безрукавке, с переброшенными через плечо сапогами. Ближе к Климу сидели жилистый крепыш с широкой разбойной рожей и совсем юный паренек – единственный, чья одежда
Сообразив, что пленник очнулся, жилистый вскочил. Глаза у него были волчьи, нос – точно клюв коршуна, а под ним – широкая пасть. Не меньше, чем у Црыма, но тот был гном, а этот – человек. Хотя по виду не хайбориец.
– Ожил, сучье рыло! – ощерясь, буркнул жилистый. – Ожил! Ну так скажи, чего ты тут забыл? Какой товарец приволок лешим да медведям?
– В мешок мой загляни, – с натугой выдавил Клим и покосился на скомороха. Тот лежал без движения.
У костра загоготали, захрустели сухарями, высокий в рваной безрукавке ухмыльнулся и тряхнул пустой торбой.
– Уже заглянули, и не только в мешок. – Жилистый вытащил из-за пазухи Климов кошель и позвенел монетами. – А это зачем? У леших волчьи шкуры сторговать?
Дыхание Клима восстановилось. Пояс с него сняли вместе с ножом, но фляга, спрятанная под еловыми ветвями, уцелела, – он чувствовал, как она давит под правой ягодицей. Вот только добраться до зелья не было никакой возможности – связали его умело и прочно.
Он оглядел оборванцев, уставился на самого рослого и спросил:
– Кто из вас Соловей-разбойник? Кто в атаманах? Ты, верзила?
Снова гогот.
– Не угадал, крысеныш! Ай не угадал! – Жилистый с волчьим взглядом разве что в пляс не пустился. – Это Боха Костомар, и он тебя немножко попытает – вдруг чего еще найдется. А Сруль, Чернявый и Поганка ему подсобят. Поганка хоть баба, а с ножиком умелая… Вроде все? Выходит, я атаман! – Жилистый стукнул в грудь кулаком. – Я Соловей-разбойник! И ты, сучье рыло, скоро меня повеселишь! На углях станцуешь, как костер прогорит!
– Повеселю, харя уголовная! – Клим напряг мышцы, с силой дернул веревку. Бесполезно! Ступни и запястья у него онемели, пальцев он почти не чувствовал. – Непременно повеселю! И вот еще что: не успеет солнце закатиться, как я сверну тебе шею. Или, если угодно, глотку перережу.
– Истинно так! – выкрикнул внезапно шут. – Свернет и перережет! А я спляшу на ваших костях!
Живой! Клим вздохнул с облегчением. Живой, но бесполезный…
Один из бандитов – кажется, Сруль – лениво поднялся, шагнул к Црыму и ударил его ногой в живот. В горле скомороха булькнуло, его глаза остекленели.
Атаман сунул пальцы в рот и свистнул. Звук был оглушительный – с сосен посыпались сухие шишки. Артист! – подумал Клим. Прямо как в русских былинах. Только Ильи Муромца не хватает.
– Полегче, Сруль, не порть забаву. Коротышке тоже пятки подпалим, – молвил Соловей, пристально разглядывая Клима. – Я в рассуждении, что эти двое здесь неспроста… ай неспроста! На купцов не походят, да и какие тут купцы… Помозговать надо!
С этими словами он подсел к костру, высыпал на ладонь золотые «драконы» и принялся их пересчитывать.
Клим снова попробовал освободить руки, но затея кончилась ничем.
– Помозгуй, свистун, – шепнул он едва слышно, – помозгуй… И я в свой черед подумаю.