Клим Первый, Драконоборец
Шрифт:
– Тропа, мой господин. Слева от дороги.
Клим едва нашел ее в ночном сумраке. Стащив сапоги, он полез в гору, петляя среди остроконечных глыб и неглубоких расселин. Стояла мертвая тишина, лишь поскрипывали под башмаками камешки и чуть слышно журчала вода – должно быть, где-то поблизости струился ручей. Путь был недолог – вскоре он различил обширную площадку и нависший над нею склон горы, пересеченный гигантской трещиной. Из разлома тянуло странным запахом, острым и непривычным; ощутив его, Клим невольно вздрогнул и крепче сжал рукоять топора.
– Вход в пещеру, государь, – прошелестел голос нетопыря.
– Благодарю за службу. – Он
С этими словами Клим вытащил флягу с пивом. Его движение разбудило Бахлула – джинн покинул свой спальный мешок, взмыл в воздух и приземлился на плечо, ухватившись за ворот комбинезона.
– Время битвы, о шахиншах?
– Еще нет. Слишком темно. Не видно, куда метнуть пламя.
– Ты, мой господин, кладезь неисчислимых достоинств, и лучшее среди них – предусмотрительность. – Джинн протяжно зевнул. – К существам, подобным мне, сны не приходят, но в этот раз я видел в сновидении, как ты сжигаешь ничтожного червя. Он корчился в страхе, вопил и умолял о пощаде.
– Если ты хочешь меня подбодрить, то это лишнее, – промолвил Клим, баюкая в руках флягу с каплей эликсира. Что-то хрустнуло под ногой. Он наклонился и разглядел ребра и человеческий череп. Похоже, вся площадка была завалена костями, смутно белевшими в темноте.
Скелеты, сотни скелетов! Целое кладбище! Об этом Терине и Хоколь не говорили, подумал Клим. Прикрыв глаза, он снова услышал голос ведуньи – монотонный, безжизненный, будто ее устами вещала сама смерть.
Душа и разум человеческие – вместилище семени дракона. Не всякого – молодые только пожирают людей и скот и, по странной своей прихоти, тащат в логово сокровища, устилая пещеры золотом и серебром. Но, достигнув зрелости спустя века, дракон желает оставить потомство, и тогда пробуждается в твари магический дар. Нет среди них самцов и самок, они бесполы и не могут породить живое существо, но семя их внедряется в душу человека, порабощает его и изменяет – быстро, очень быстро, за немногие месяцы. Тот, кто вошел в пещеру в людском обличье, вылетит из нее на крыльях, найдет себе логово и станет расти – день за днем, год за годом. Такого еще можно уничтожить, но древнего дракона – никогда! Слишком сильна его магия, слишком губительно пламя. Можно только откупиться.
Так говорила ведунья Хоколь. Выслушав, Клим спросил: «Почему девушки? Почему не мужчины, не женщины зрелых лет, не старики?» – «Должно быть, девушки лучше подходят, – ответила ведунья. – Молоды, телом крепки, но нет еще духовной силы; ужас обуревает их, лишает воли, они не могут сопротивляться». – «А сопротивление возможно?» – снова спросил Клим. Хоколь пожала плечами: «Кто знает! Раньше ему посылали девиц, и мы не меняем обычай. Боимся! Это дракон, государь! Любые перемены не к добру…»
Открыв глаза, он пробормотал вслух:
– Молоды, телом крепки, но нет еще духовной силы… Похоже на правду!
– О чем ты, потрясатель вселенной? – спросил Бахлул.
– О девицах, посланных дракону. Отправить бы к нему нехайскую принцессу… Интересный был бы эксперимент, но опасный. Из нее вышла бы тварь особой свирепости!
– Я понял, о благородный, ты вспоминаешь рассказы чародейки, не расстелившей нам ковер гостеприимства, – молвил джинн. – Не очень я ей доверяю! Как дракон, потомок плешивого козла, может разбрасывать семя взглядом? Ни джинны, ни ифриты с дэвами так не поступают, ибо главное в этих делах – проникновение,
– Ковер все же был расстелен – разве Хоколь не накормила нас лепешками с тыквенной кашей? – возразил Клим. – А проникновение… оно, знаешь ли, может быть ментальным. Ты о телепатии слыхал?
Бахлул задумался, потом вздохнул и произнес:
– Прости, о мудрейший из хакимов, прости своего ничтожного слугу! Сам Сулейман не знал такого слова, а уж ему были ведомы все проклятия и ругательства на шумерском, аккадском и египетском.
– С таким словарным запасом можно дивизией командовать, – заметил Клим, посматривая на розовеющие небеса. Его разведчики-нетопыри исчезли; наверняка был у них какой-то темный уголок, где можно отсидеться в светлое время. Солнце еще не встало над горами, но он уже ясно видел широкий разлом в каменной стене и площадку с разбросанными тут и там скелетами. Среди костей и черепов валялись клочья сгнившей одежды, ржавые доспехи и оружие, лютня с оборванными струнами, седла, стремена и бренные останки лошадей.
Откупорив флягу, Клим выпил пиво и уронил пустую емкость в мешок. Потянулся, чувствуя, как мышцы наливаются силой, и поднял топор, ставший легким, точно соломинка. Ощупал обоймы и пистолет, проверил, что ствол надежно прихвачен поясом.
– Ты готов, о шахиншах? – осведомился джинн, сидевший на его плече. – Тогда вперед, меч справедливости! Устроим байрам червяку!
Но Клим медлил, смотрел, как разгорается заря, как ползут из-за гор серые тучи, как ветер кружит пыль над костями и треплет лохмотья одежд. Потом произнес:
– Бахлул ибн Хурдак, друг мой, мы можем не вернуться из этой пещеры. Хочу, чтоб ты знал: не важно, что ростом ты невелик и не очень искусен в колдовстве. Зато сердце у тебя большое и нрав отважный. Ты храбрец, о джинн из джиннов!
Широким шагом он направился к разлому.
Высокий свод над головой, странный едкий запах, тишина… В своде – рваные трещины; свет льется сквозь них, разгоняя сумрак. Пространство меж бугристых стен огромно – кажется, в нем может поместиться королевский замок со всеми дворами и башнями. Дно пещеры неровное, и повсюду – глубокие желобки, будто гигантские когти год за годом царапали камень. В центре, там, где падают солнечные лучи, разливается золотое сияние; каменная поверхность спрятана под слоем чаш и кувшинов, массивных пластин, монет, статуэток и украшений, сверкающих самоцветами. Будто озеро посреди пещеры, но не вода в нем, а желтый блестящий металл. Средоточие богатства, квинтэссенция благополучия.
– Центробанк отдыхает и Форт-Нокс тоже! Этот ворюга сидит на золоте, точно собака на сене, – пробормотал Клим, осматривая пещеру. – Понятно, ему финансовый кризис не грозит. Но где же он сам? Закопался, как сказала Терине?
Шагнув к золотому озеру, он пнул драгоценный сосуд, послушал, как тот, гремя и звеня, катится по чашам, кубкам и подносам, и сказал во весь голос:
– Где ты, огнеопасный мой? Нынче у нас продразверстка! Иными словами, грабь награбленное!
Ответом ему была тишина. Клим снова поворошил ногой груду сокровищ, наклонился и зачерпнул горсть монет. Хайборийских «драконов» среди них не нашлось, посверкивали маленькие кругляши со стершимся рисунком, верным признаком того, что золотым немало лет. Возможно, веков, ибо драконье племя отличалось редким долголетием.