Клиника: анатомия жизни (Окончательный диагноз)
Шрифт:
— Да, и очень хорошо.
— Я знаю доктора Пирсона много лет, — сказал Суэйн, — я встречался с ним в клинике Трех Графств и в других местах. — Суэйн говорил медленно, взвешивая каждое слово.
Что это — предостережение? О’Доннелл был пока в этом не уверен.
Суэйн продолжал:
— По моему мнению, доктор Пирсон — один из самых квалифицированных специалистов клиники. Надеюсь, что он еще много лет будет руководить своим отделением. Я безраздельно уважаю его способности и суждения.
Вот оно, подумал О’Доннелл. Председателю совета директоров и председателю медицинского совета
Какое-то время Ордэн, Амелия и О’Доннелл ехали в «линкольне» Брауна по городу молча. Первой заговорила Амелия:
— Вы и правда думаете, что он даст четверть миллиона?
— Он вполне способен их дать, — ответил ее муж. — И даст. Если захочет.
— Думаю, ты понял его намек? — спросил О’Доннелл.
— Да, — ответил Браун без обиняков, но не продолжил тему, за что О’Доннелл был ему очень благодарен. Он понимал, что это его проблема, а не проблема председателя совета директоров.
Чета Браунов высадила О’Доннелла у входа в отель, где он жил. Попрощавшись, Амелия добавила:
— Да, кстати, Кент. Дениз разошлась с мужем, но официально они не разведены. Думаю, что есть какая-то проблема, но мы с ней никогда ее не обсуждали. Двое детей учатся в школе. Ей тридцать девять лет.
— Зачем ты ему все это рассказываешь? — удивленно спросил Браун.
Амелия улыбнулась:
— Потому что он очень хочет это знать. — Она тронула мужа за руку: — Ты никогда не станешь женщиной, дорогой, даже если сделаешь себе операцию.
Глядя на удаляющийся «линкольн», О’Доннелл недоумевал: как она догадалась? Может быть, слышала, как он прощался с Дениз. Он вежливо сказал ей, что надеется ее увидеть, и она ответила: «Я живу с детьми в Нью-Йорке. Почему бы вам не позвонить мне, когда вы там будете?» И теперь неожиданно для себя О’Доннелл решил поехать в следующем месяце на конгресс хирургов, от участия в котором раньше хотел отказаться. Он вспомнил о Люси Грейнджер и — какая иррациональность! — ощутил укол совести, обвинив себя в неверности.
У входа в отель от нелегких мыслей его отвлек чей-то голос:
— Добрый вечер, доктор О’Доннелл.
Он обернулся и узнал одного из резидентов-хирургов, Сед донса. Рядом с ним стояла хорошенькая брюнетка. Ее лицо тоже показалось О’Доннеллу знакомым. Судя по возрасту — медсестра-практикантка. Улыбнувшись обоим, он поздоровался. Потом вошел в стеклянную дверь и направился клифту.
— Кажется, он чем-то встревожен, — сказала Вивьен.
— Сомневаюсь, Ясноглазка, — бодро ответил Седдонс. — Он достиг такого положения, когда все тревоги остаются позади.
Спектакль закончился, и теперь они возвращались в клинику Трех Графств. Мюзикл им понравился. Это было веселое, буйное шоу, и во время представления они не раз от души смеялись. Сидя рядом с Вивьен, Майк держал ее за руку, а пару раз клал руку на спинку ее кресла и пальцами касался ее плеча. Девушка не возражала.
За ужином перед театром они рассказывали друг другу о себе. Вивьен спросила Майка, как он решил стать хирургом, а он поинтересовался, почему она поступила в школу медсестер.
— Не знаю, смогу ли
— Ты и до сих пор так думаешь? — спросил Седдонс.
— Да, — ответила Вивьен. — Правда, иногда, когда устаешь, когда видишь все эти неприятные больничные вещи, то вспоминаешь о доме и временами думаешь, сомневаешься, стоит ли этим заниматься. Ведь есть профессии полегче. Но думаю, такие сомнения приходят в голову не только мне. Но вообще-то я уверена в правильности выбора. — Она улыбнулась и добавила: — Я очень упорный человек, Майк, и я обязательно стану медсестрой.
Да, подумал он, в это можно поверить — она действительно упорная. Глядя на Вивьен, Седдонс не мог не почувствовать ее внутреннюю силу — твердость характера, прячущуюся за фасадом мягкой женственности. Как и пару дней назад, в нем опять вспыхнул интерес к ней как к человеку, но он снова осадил себя. Никаких серьезных отношений! Нельзя забывать, что все чувства — это чистая биология!
Время близилось к полуночи, но Вивьен отметилась в журнале позднего возвращения, и спешить им было некуда. Некоторые старые сестры, руководившие обучением практиканток, завели в школе сестер спартанские порядки, считая, что современные студентки пользуются слишком большой свободой. Ради справедливости надо сказать, что они редко нарушали установленный порядок.
Майк взял девушку за руку:
— Пойдем через парк.
Вивьен рассмеялась:
— Кажется, я и раньше слышала эту избитую фразу. — Но она не стала сопротивляться, когда Майк повел ее к воротам парка. В темноте были видны смутные контуры тополей, под ногами мягко пружинила трава.
— У меня целая коллекция избитых фраз. Это мое страстное увлечение. Хочешь услышать еще?
— Что, например? — Она чувствовала себя вполне уверенно, но голос ее слегка дрожал.
— Например, вот это. — Майк остановился, взял Вивьен за плечи, повернул в себе и поцеловал в губы.
У Вивьен забилось сердце, но не настолько сильно, чтобы она потеряла способность трезво мыслить. Надо ли это прекратить? Она понимала, что если не сделает этого сейчас, то потом будет гораздо труднее.
Майк ей нравился, и она чувствовала, что он может понравиться ей еще больше. Физически он был очень привлекателен, и они оба были молоды. В Вивьен проснулось желание. Они снова поцеловались, и девушка смелее прижалась губами к губам Майка. Кончик его языка оказался у Вивьен во рту. От этого прикосновения по ее телу побежали приятные мурашки. Майк обнял Вивьен, и сквозь тонкую ткань летней одежды она чувствовала, как его ладони гладят ее спину. Потом его правая рука спустилась ниже, скользнула по подолу юбки. Дальше ласки стали еще смелее. Это опьяняло. Как будто глядя на себя со стороны, она подумала, что если хочет остановиться, то надо сделать это сейчас, немедленно, но ощущения были таким сладкими, что хотелось продлить их еще на секунду, еще на один миг.