Клиника: анатомия жизни (Окончательный диагноз)
Шрифт:
— Так, значит, вы не шутили, когда сказали, что приступите к работе с сегодняшнего утра.
— Не было никакого смысла ждать, — ответил Коулмен на эту первую реплику шефа и вежливо добавил: — Я осмотрел лаборатории. Надеюсь, вы не станете меня за это упрекать.
— Это ваше право, — ворчливо сказал Пирсон, как будто речь шла о неприятности, с которой он вынужден смириться, но, осознав свою бестактность, сказал: — Полагаю, для начала мне следовало бы с вами поздороваться.
Когда они обменялись рукопожатиями, старик сказал:
— В первую очередь мне надо закончить вот эту работу. — С этими словами он указал на груду срезов, журналов и записок, беспорядочно наваленную на столе. — После этого мы определим круг ваших обязанностей.
Коулмен
Позже Пирсон и Коулмен вместе пообедали в столовой, и там Джо представил его нескольким сотрудникам клиники. Потом Пирсон ушел, сославшись на неотложные дела, и вот теперь Коулмен один возвращается в отделение, обдумывая проблему, с которой ему так неожиданно пришлось столкнуться.
Конечно, он ожидал какого-либо сопротивления со стороны доктора Пирсона. По доходившим до него отрывочным сведениям Коулмен знал, что старик не хотел назначения второго патологоанатома. Но такого неприятия не ожидал.
Коулмен рассчитывал, что к его приезду для него будет готов кабинет и перечень функциональных обязанностей. Конечно, он не ждал, что сразу будет наделен широкими полномочиями и самостоятельностью, и даже не стал бы возражать, если бы старик какое-то время проверял его работу. Он и сам проявил бы большую осторожность, взяв на работу нового человека. Но то, что происходило, выходило за рамки его понимания. Несмотря на его просьбу в письме, никто и не подумал о том, какие обязанности поручить новому патологоанатому. Наверное, идея руководства заключалась в том, чтобы он сидел без дела, ожидая, когда Джо Пирсон, освободившись от бумажной рутины и прочих обязанностей, даст ему какое-то задание. Если это так, то планы на будущее придется менять, и, видимо, очень скоро.
Дэвид Коулмен давно знал недостатки своего характера, но он отлично сознавал и свои достоинства. К последним относились его послужной список и способности врача и патологоанатома. Несмотря на молодость, его квалификация и опыт были выше, чем у многих старших по возрасту практикующих патологоанатомов. У него нет оснований благоговеть перед Джозефом Пирсоном. Он готов уважать его седины, но не намерен позволять обращаться с собой как с неопытным новичком.
Имелась у Коулмена еще одна сильная черта. Это была решимость заниматься медициной бескомпромиссно, чисто, честно и даже точно, насколько точность вообще возможна во врачебном искусстве. К тем, кто делал меньше — а их за несколько лет работы он успел повидать немало, — Дэвид Коулмен не испытывал ничего, кроме гнева и отвращения. И эта решимость перевешивала все остальные его установки относительно характера руководства и терпимости к чужому мнению.
Если бы спросили, откуда у него возникла эта черта, Коулмен затруднился бы с ответом. Определенно он был не сентиментален и в медицину пошел отнюдь не для того, чтобы облагодетельствовать человечество. Наверное, какую-то роль в выборе сыграло влияние отца, но Коулмен подозревал, что это влияние было не очень большим. Отец, как понимал теперь Коулмен, был средним, заурядным врачом, интересы которого не выходили за рамки практической медицины. Правда, они с отцом различались и характерами. Старший Коулмен был теплым, открытым человеком, имел множество друзей; его сын был холодным, скрытным, часто высокомерным. Отец шутил с больными и делал для них все, что было в его силах, но делал как бы невзначай.
Иногда, в минуты честного самоанализа, Коулмен признавался себе в том, что подход к делу был бы у него таким же, даже если бы он занимался не медициной, а чем-нибудь другим. В принципе, считал он, эта черта соединяла в себе стремление к точности, нетерпимость к ошибкам и неудачам и убеждение в том, что своему делу надо отдавать все свои силы, знания, умения и способности. В общем-то его отношение к делу, с одной стороны, и его отношение к жизни и к людям, с другой, противоречили друг другу. И это прекрасно сформулировал один однокашник Коулмена, предложивший как-то раз такой тост: «Выпьем за Дэвида Коулмена — парня с асептическим сердцем».
Коулмен вошел в коридор, ведущий к отделению патологической анатомии, и вернулся к действительности. Инстинкт подсказывал ему, что конфликт с руководителем отделения уже маячит на горизонте.
В кабинете он увидел Джо Пирсона, склонившегося над микроскопом. На столе лежал набор стекол. Старик поднял голову:
— Посмотрите эти препараты и скажите, что вы думаете по этому поводу.
Он встал из-за стола, уступив коллеге место за микроскопом.
— Какова клиническая картина и анамнез?
Коулмен закрепил клипсой стекло на предметном столике и настроил окуляры.
— Это больная Люси Грейнджер. Люси — хирург, вы с ней скоро познакомитесь. — Пирсон заглянул в записи: — Больная — девушка девятнадцати лет, Вивьен Лоубартон, одна из наших медсестер-практиканток. Под левым коленом у нее недавно возникла твердая припухлость, сопровождающаяся повторяющимися приступами боли. На рентгенограмме в этом месте выявлена нерегулярность строения костной ткани. Препараты приготовлены из материала биопсии.
Всего в наборе было восемь препаратов, и Коулмен внимательно изучил их. Он сразу понял, почему Пирсон интересуется его мнением. Это был трудный случай, требовавший ювелирного подхода. Закончив, Коулмен сказал:
— Мое мнение — опухоль доброкачественная.
— А я думаю, что она злокачественная, — спокойно возразил Пирсон. — Это остеогенная саркома.
Не говоря ни слова, Коулмен снова заложил под микроскоп первый препарат. Он смотрел его терпеливо, спокойно, тщательно, а потом так же просмотрел остальные семь препаратов. При первом рассмотрении он принял во внимание возможность остеогенной саркомы и теперь снова искал ее признаки. Изучая вид окрашенных в прозрачные синие и розовые цвета клеток, которые могут так много сказать опытному патологоанатому, он оценивал и отбрасывал все «за» и «против». На всех препаратах была заметна высокая активность остеобластов — клеток, продуцирующих костную ткань. Среди остеобластов — островки хрящевой ткани. Надо подумать и о травме. Привела ли травма к перелому? Не является ли новообразованная кость результатом регенерации, попытки организма самостоятельно исцелиться? Если так, то разрастание, несомненно, доброкачественное. Нет ли здесь признаков остеомиелита? При микроскопическом исследовании его легко спутать со смертельно опасной остеогенной саркомой. Но нет, в препарате не имеется полиморфно-ядерных лейкоцитов, которые должны присутствовать в пространствах костного мозга между костными балками. Кроме того, нет прорастания сосудов. Значит, надо еще раз присмотреться к остеобластам, к новообразованной кости. Вечная проблема, с которой постоянно приходится сталкиваться патологоанатомам: является ли деление клеток заполняющим дефекты тканей организма или это следствие неоплазмы, то есть злокачественной опухоли? Так доброкачественное или злокачественное это новообразование? Как легко ошибиться! Остается только одно: взвесить все признаки и вывести самое правдоподобное суждение.